(2003)

(1412)

Кижи. Знамение

(рассказ очевидца)

Степан звезд с неба не хватал. Не вышел ростом. Был мал, пахорук и беспутен.

Иван тоже звезд с неба не хватал. Зачем? Своих на погонах хватало.

Ольга  Ильинична тоже не хватала. Не ясно почему. Хотя у нее все для этого имелось: и рожа, и руки и грудь, и фигура и жопа, и характер. Видать не судьба.

Ноздрев хватал, хватал и хватал. То все под себя, то все на себя звездное одеяло тащит. Заколебал совсем.

Петрович тоже не хватал. Только один раз. Они потом на него сами сыпались. Как в партию вступил, так и посыпались, как из ведра. Другие тоже в партию потянулись. Чем мы хуже? Но не вышло. Квоты, говорят, на вашу деревню закончились. Лимит имеется, при вашей жизненной численности, только одно место под солнцем. Если все партийные, то это уже не партия, а народ. Ха-ха. Смысла нет. Не положено. Так что теперь слушайтесь его одного, другие будут вам брехать, а вы не верьте. Вот такие дела.

Братья Фомины не поверили и решили в оппозицию уйти: свою партию создать. Но не тут- то и было. Выслали их из деревни звезды считать в другом месте. В их дом на свободное пространство сразу Петрович переселился. Зажил богато.

Бабка Медведкова втихаря звезды собирала, те, что другие не заметили и не нашли. Прятала. Не пользовалась. Ждала скупердяйка лучших времен. Дождалась – похоронили под железной. Обнаружили случайно,  когда матрас выкидывали и прочий хлам. А не воспользоваться – все в труху превратилось, вышли из употребления, не светят. Обидно.

Глухонемой  Венька нашел одну на дороге. Ладная, целехонькая. Идет, держит, как леденец на палочке, сияет, хвастается. Решили взрослые, кто поумнее, отобрать у дурочка забаву – все равно пропьет или потеряет, так лучше приспособить для общего дела. Но партиец Петрович проявил человечность: «Пусть потешится разок, завтра на общем собрание единогласно конфискуем.  А то не по-людски будет». Просчитался. Не оказалось завтра у Веньки звезды. Потерял или спрятал, или еще чего, но так и не удалось у него добиться признания. Как не пытали всем миром на сходе. Мычит в ответ без толку. На том и разошлись.

Матвеевич также не хватал, вечно у него руки были чем-то заняты. Все какие-то аэропланы, да дирижабли конструировал. Мечтал ракету построить. Но ничего не летало. По земле ползало отменно, но в воздух категорически  не желало подыматься. Беда одна.

Иван Андреевич и Борис Федорович делом были заняты: отношения между собой выясняли. Кто у кого звезду увел. На небо и не смотрели. Не до того было.

Ну а если молодым звезда в руки упадет – парню и девушке, то повезло, так повезло. Сразу свадебку играют. Жить счастливо будут. Долго. Аж, завидно!

А осенью, когда ночью с первыми заморозками начинался звездопад, то вся деревня высыпала на улицу желания загадывать, ловить,  чем не попади заветные кусочки. Бегают, толкаются, кричат, куча мала до рассвета. Празднично. Весело. Молодежь песни поет, пляшет. Желаний немеренно рождается, столько в одночасье, что и не разобрать, где тут чьи? Путаница. Кое-кто и подерется сгоряча.

Хорошо,  что ничего не сбывалось на нашей стороне. Только представьте, что было бы, если претворилось все разом: как жить дальше?

А так каждый своим делом занят, понимает, как дружбу водить с соседями и природой. Не навредить миру. Работаем помаленьку в силу отпущенных нам сил. Грех жаловаться.

Но вот однажды под утро большая звезда пролетела над  деревней. Таких огромных раньше не бывало, видать издалека.  Ярко посветила, просвистела и упала в озеро.  К добру ли, или к войне, или еще к чему даден знак, никто не догадался. Не успели и желания загадать. Посудачили и разошлись досыпать.

А днем с рейсового парахеда сошли трое на причал и сразу к нашей церкви направились. Вначале подумали, что они цыгане. Бородатые: у двоих черные пречерные, у одного посветлее бородища. Один в шляпе, другой в картузе, у третьего беретка на голове. Тот, что повыше всех, в очках. Портфели кожаные, как чемоданы, с замками железными. Все в пальто длинных с  карманами просторными поверх материала нашитыми. В них, ни то, что петух поместится, а  жеребенка запихнуть можно. Наши давай все прятать поскорей. Как бы чего не утащили. Да оказалось  начальство из города, чуть ли не из самой столицы прибыли.

Обошли церковь  вокруг раза три, головы задирают, главки считают. Все ли на месте. На колокольню поднялись. Фотоаппараты достали, щелкают наши виды. Спустились. Стоят, шепчутся, бумажки вытащили из чемоданов, развернули, читают вслух, бормочут по-умному. Затем Петровича подзывают, он один  у нас партийный, а значит своего рода тоже начальство, и заявляют:

— С сегодняшнего дня объявляем  церковь музеем! Памятником архитектуры! Храм для посторонних закрыть до особого распоряжения. Сообщите местному населению, чтобы никто не своевольничал и свечек больше не жег. Всем ясно? Это теперь народное достояние. Охраняется государством. Будем реставрировать…

— Чего-о? – не понял Петрович, хоть и был партийным, а значит своего рода начальство, и директив всяких и постановлений начитавшийся до самой одури. Он их каждый божий день получал. Должен был знать умные слова.

— Отремонтируем по-научному. Вот чего. Еще лучше будет. Понятно?

— Чего не понять, ежили, начальство говорит. Ему виднее…  А делать чего требуется? Ентот, как его, му-му-зей он при колхозе будет или как? Нам бы овса маленько, раз такое дело, лошадок кормить, своего на зиму может не хватить, сверх вашего плана в этом году в закрома родины насдавали по настоятельному требованию партии. Не отказать. Не откажите и вы, по такому случаю. Ну и трактор бы новый и электричества. Своего нет. Или хоть дешевого керосину в избытке.

Переглянулись начальники, заулыбались, посмеиваются в бороды.

— Теперь колхоз ни к чему. Служить будете. Туристов принимать. Ставку получать согласно штатному расписанию. Деньгами, а не трудоднями. Директора вам назначим, из города пришлем. Будете ныне жить в музее-заповеднике под открытым небом. Счастья своего не понимаете: утром на службу, вечером домой. По режиму.

Е-маю-ю! Что тут началось! За что? Ладно, работать больше не придется — служить — так служить. Нам к режимам не привыкать. Пожили, повидали на своем веку разных-преразных. Но зачем на улице? Места мало что ли в домах? Чего под открытым небом околачиваться? Известно, какая у нас нервотрепка с погодой. А почто в храм людей пущать по разрешению?  Не уж то только партийные смогут ходить?

А церковью своей мы очень гордились. Рассказывали, сам Петр Алексеевич, император, руку приложил. Как-то,  едучи единожды водою на ботике, решил сойти на наш берег и привал устроить. Покуролесить. Он это дело любил. Понятно: выпил, закусил, потанцевал с  фрейлинами. От души гульнул. Вот и приглянулся  ему наш островок. Настало время отплывать, прощаться. Пригласил народ на церемонию. Вышел на крутой берег, посмотрел  вдаль: островков разных кругом видимо-невидимо, лодка одиноко плывет, избы чернеют там и сям, лес шумит, синее небо с белыми облаками сверху глаз радуют, мужики без шапок стоят.  Задумался, загрустил Петр,  видно не хотелось покидать  чудное место, но тут кто-то ему чарку вина подносит. Выпил залпом,  взбодрился. Глазищами сверкнул, да как гаркнет:

— Повелеваю!  - Здесь, говорит, будет город заложен назло надменному соседу, отсель грозить мы будем…  — но тут его, кажись, Меньшиков, за рукав дернул и зашептал на ухо: мол, где шведы, а где мы. Промашка вышла.  А жаль, в Петербурге сейчас бы жили, на трамваях и автобусах ездили, по каналам плавали. В туфлях по Невскому проспекту гуляли… Но Петр Алексеевич не растерялся.  На то он и царь.

— Решено! Пусть  будет церковь воздвигнута! В честь Преображения Господнего. – А сее событие в августе месяце происходило. И тут  же  своей  рукой  план нарисовал — храм двадцатидвухглавый. Народ ахнул – ничего подобного не строили. Солдаты-преображенцы и семеновцы рявкнули во все горло: ура, ура, ура-а-а! Всем по стопке налили, по соленому огурцу выдали. Петр Алексеевич, император, щедрой рукой отсыпал в кошелек денег – передайте на народную стройку. Стали по очереди передавать: от князя Меньшикова к следующему по ранжиру. Пока до народа дошел кошелек в нем только пуговицу от мундира обнаружили. А жаловаться бесполезно: в том же порядке пока челобитная назад  до царя-батюшки дойдет, то сами и виноваты окажемся. Известное дело. А спины под плеть никому подставлять не хотелось.

Пришлось на свои средства и своими силами, да молитвами, царскую волю народу исполнить. А пуговицу под первый камень заложили по обычаю на счастье. Так что мы своей церковью очень гордились.  Не было такой, нет, и не будет! Единственная в отечестве. Своя, родная.

Погрузились начальнички обратно на пароход и отплыли до столицы. Ну, после них жизнь и закипела в деревни. Распоряжения, циркуляры, постановления, приказы посыпались как из решета. Что сделать в первую очередь, что во вторую. Здесь прибейте, а здесь оторвите, капай-кидай-закидывай,  то, что тогда оторвали, прибейте обратно, и это еще раз оторвите и еще раз прибейте, но, самыми крепкими гвоздями. Не продохнуть, ни разогнуться. А говорили – служить будем! Одна радость, что не от заката и до рассвета, а по часам с перерывом на обед.

Первым делом директора прислали, как и обещали. Не обманули. Затем все огородили: заборов, оград, изгородей понаставили. Электричество подключили, правда, только для музейных нужд, нам, местным жителям, почему-то уже не хватило. А может и не положено нам с лампочками зимой куковать. Кто их начальство разберет? Калитки на замках. Видеокамеры на столбах круглые сутки за нами наблюдают. Не прошмыгнуть. Милиционеров взвод, пожарных отделение, охранников в штатском платье, само собой не забыли. Ну, а проверяющие из министерств, сами нас не забывают: ездят целыми делегациями. Вход только по специальным билетам и за деньги. К берегу без разрешения не причаливать. Вечером рядом с церковью не гулять, песен не петь, по острову без надобности после закрытия заповедника без пропуска не шляться: штрафы за это полагаются. Ну, а цены за проезд на пароходе до города Петрозаводска и провоз багажа  теперь каждый год по уважительным причинам повышают. Не наездишься.

Местный народец , конечно, не растерялся и на службу потянулся. Петрович, понятно, в дирекции пристроился. Степан в милицию подался, Веньку определи мусор убирать за туристами, Ольга Ильинична на экскурсовода выучилась, у не все данные для этого имелись. Ноздрев быстренько завхозом устроился. Матвеевич по технической части в гору пошел. А Иван никуда не пошел. Решил отдельно жить. Своим умом. А церковь до сих пор реставрируют: Фоминых то выслали, а они лучшие плотники, мастера в своем ремесле.

А звезды – распоряжение сверху спустили  -  пришлось сдать в фондохранилище на сохранение. Конечно, не все, кое-кто и припрятал до лучших времен. Да разве скажут.

С тех пор и существует  на Кижском острове «Государственный историко-архитектурный музей-заповедник под открытым небом»…  Вот что бывает, когда звезда падает, а никто из своих  желания не загадывает, а посторонние этим пользуются.  Ну не дураки ли мы? Так и живем под открытым небом на виду у всего мира. (1902)

ВОЙТИ

(1563)

ВОЙТИ

(1768)

ЧИТАТЬ

(2024)

(1605)

ГРЕЦИЯ

Удивительная ,легендарная,  в прямом смысле этого слова, страна.

наш маршрут пролегает через место где состоялась

Битва у Фермопил

 в 480 г. до н.э.Персы начинают войну против Греции. Но сначала во все греческие города были направлены персидские послы с требованием «земли и воды», т.е. признания власти над собой персидского царя. Для греков это требование прозвучало как гром среди ясного неба. Всеобщий ужас был настолько велик, что большинство греков покорно признало власть персов над собой. Сопротивляться решили лишь немногие, и первыми среди них были спартанцы и афиняне. В Спарте персидских послов бросили в колодец, посоветовав, чтобы они сами взяли себе там землю и воду. Афиняне казнили не только послов, но и переводчика – за то, что он осквернил благородный греческий язык передачей столь гнусного предложения. Конечно, убийство безоружных людей не делает чести никому, но тем самым спартанцы и афиняне хотели показать персам и всему миру, что предстоящая борьба будет кровавой и беспощадной, что сами они с презрением отвергают жизнь под игом персов, предпочитая погибнуть свободными людьми, с оружием в руках.

Ксеркс и греческие лазутчики. Владыка персов был абсолютно уверен в победе. Когда в персидском лагере были схвачены греческие лазутчики и их хотели казнить, царь случайно узнал об этом. Он отменил казнь, приказал провести греков по всему персидскому лагерю и показать все, что они пожелают увидеть. Затем он пригласил их к себе, расспросил через переводчика, все ли желаемое они посмотрели, и отпустил восвояси. Этот жест должен был произвести сильное впечатление на греков. Ксеркс надеялся, что теперь, убедившись в его мощи и решимости, греки наконец-то одумаются, перестанут держаться за какую-то свою, непонятную персам, свободу и добровольно подчинятся его воле. Перед тем, как выступить в поход, Ксеркс еще раз отправил послов к грекам с требованием подтвердить обещание «земли и воды». Только Афины и Спарту персидское посольство обошло стороной. Это исключение не обещало афинянам и спартанцам ничего хорошего.

Войско персов переправляется в Европу. В самом узком месте пролива Геллеспонт (ныне Дарданеллы), отделяющего Азию от Европы, финикийские строители соорудили хитрый мост, соединивший оба берега: поставили борт о борт корабли, положив сверху настил. Но налетел шторм, от моста остались одни щепки. Разъяренный Ксеркс приказал казнить строителей, а море высечь плетьми и опустить в него оковы, чтобы впредь оно не дерзало противиться его воле. После этого был выстроен новый мост, намного прочнее прежнего, и по нему персидское войско двинулось в Европу. Переправа длилась непрерывно семь дней и ночей.

Затем Ксеркс отдал новый приказ, и вся огромная армия, как один человек, повинуясь его воле, двинулась против Эллады. Фракийцы и македоняне, через земли которых шел путь персов, поспешили изъявить им покорность. Правда, македонский царь Александр сочувствовал грекам и, находясь в лагере персов, время от времени сообщал греческому командованию важную информацию.

Планы греков. Первоначально десятитысячное ополчение греков намеревалось оборонять горный проход, который вел из Македонии в Фессалию, т.е. в Северную Грецию. Однако греческие военачальники узнали, что другими дорогами враг может без труда зайти им в тыл. К тому же фессалийская аристократия даже не скрывала своих симпатий к персам, так что оставлять у себя за спиной вероятных предателей греки не решились. Они без боя оставили персам Фессалию, которая, кстати, славилась своей конницей. Без дальнейших размышлений фессалийцы перешли на сторону Ксеркса и стали служить ему.

Царь Леонид и его 300 воинов. Новый план войны предусматривал одновременную защиту Средней Греции на суше и на море. Те немногие греческие полисы, что решили сражаться за свободу до конца, собрали вместе войско и флот. По предложению афинян, командование объединенными силами было поручено спартанцам, которых возглавлял царь Леонид. Отобрав себе триста воинов (только тех, у кого были сыновья), Леонид собрался выступать. При виде этой горсти людей дрогнули даже привыкшие ко всему сердца спартанских старейшин. Они сказали Леониду: «Возьми хотя бы тысячу». Царь ответил: «Чтобы победить, и тысячи мало, чтобы умереть, довольно и трехсот».
Фермопильское ущелье. Греческие боевые корабли (271 триера) стали на якорь у северной оконечности острова Эвбея, поджидая флот Ксеркса.

Слева от их позиции сухопутная дорога шла вдоль горного склона по самому морскому берегу через теснину, которая получила название Фермопилы («Теплые ворота») из-за горячих серных источников, которые до сих пор существуют в этом месте. В самом узком месте Фермопильского ущелья, как сообщают древние историки, едва могла проехать телега. Именно это место и было избрано эллинами для обороны, т.к. здесь персам было трудно использовать свое подавляющее численное превосходство. Здесь в конце августа 480 г. до н.э. собрался четырехтысячный отряд Леонида – большей армией он не стал рисковать, сберегая силы греков для будущих сражений. Ущелье задолго до этих событий было перегорожено оборонительной стеной с двумя башнями. Теперь греки укрепили эту стену, разбили за ней лагерь и стали поджидать неприятеля.

Персидские разведчики у греческого лагеря. Ждать пришлось недолго: вскоре показались всадники из персидского авангарда. Наткнувшись на преграду, они сообщили о противнике Ксерксу, и царь остановил свои полчища. К стене подъехал персидский разведчик и долго рассматривал греческий лагерь, пытаясь определить численность сил противника и с любопытством наблюдая, чем там занимаются. Когда он вернулся и доложил царю результаты своих наблюдений, тот очень удивился. Оказалось, что одни из спартанцев, которые находились у самой стены, распевали песни, аккомпанируя себе на музыкальных инструментах, другие занимались своей шевелюрой, тщательно расчесывая волосы. Ксеркс не знал, что в мирное время спартанцы подчинялись жесточайшей дисциплине, и только во время войны допускались послабления, можно было заботиться о своей внешности и развлекаться пением военных песен, поэтому война для спартанцев всегда была праздником.

Персидский царь решил, что противник не в своем уме, и вызвал к себе бывшего спартанского царя Демарата, который был изгнан из Спарты и нашел приют в Персии. Тот объяснил, что такое поведение спартанцев может означать только одно: они готовятся к смертному бою и дорого продадут свою жизнь. Ксеркс не поверил и четыре дня выжидал, надеясь, что эта горсть безумцев либо разбежится, либо сдастся. Не дождавшись, он отправил к Леониду парламентера с требованием сложить оружие. Тот ответил: «Приди и возьми».

Первый день сражения. Тогда Ксеркс приказал мидянам схватить наглецов и привести их к нему живыми. Но, как стремительно они атаковали противника, стремясь отличиться на глазах царя, точно так же и откатились назад, наткнувшись на несокрушимую оборону греков. Еще несколько атак – и вновь мидяне, оставляя множество убитых и раненых, отступали под ударами фаланги. Вот тогда Ксеркс и понял, что людей в его войске много, а вот мужей мало. И он решил послать в бой гвардию, которой командовал его любимец Гидарн. «Бессмертные» бросились в атаку, закипел кровопролитный бой. Пока он шел, Ксеркс несколько раз вскакивал с золотого трона в тревоге за судьбу своего отборного войска. Наконец и «бессмертные», отчаянно сопротивляясь, были вынуждены отступить. Так закончился первый день сражения при Фермопилах.

Битва у Фермопил 480 г. до н.э.
Второй день сражения. На следующий день Ксеркс приказал атаковать непрерывно, надеясь, что защитники Фермопил будут измотаны непрерывным боем. Но Леонид постоянно заменял уставших передовых бойцов свежими, греки умело оборонялись в теснине и понесли пока небольшие потери, персам так и не удалось преодолеть стену. Владыка персов оказался в растерянности, но вдруг к нему явился местный житель по имени Эфиальт и предложил за деньги показать горную тропу, которая шла в обход ущелья и выводила в тыл защитникам Фермопил.

Персы идут на хитрость. Вечером, в то время, когда в домах зажигают огни, весь корпус, т.е. 10 тысяч человек «бессмертных», бесшумно покинул лагерь и стал подниматься по извилистой горной тропе на склоне горы Эта. Впереди шли Гидарн с проводником, предателем Эфиальтом. Путь занял всю ночь. Когда небо на востоке стало светлеть, они вышли на плоскогорье, густо заросшее дубами и вдруг, к своему удивлению, увидели у догоравших костров каких-то воинов, которые поспешно натягивали на себя доспехи. Это был отряд фокидян в 1000 человек, которых Леонид оставил охранять тропу (о ее существовании греки знали). Те тоже были ошеломлены, когда вдруг на исходе ночи зашуршала прошлогодняя листва под ногами множества людей и между деревьями появились персы.

Персидские воины Ксеркса
Встреча с фокидянами. Гидарн с опаской спросил проводника: «Это спартанцы?» Услышав отрицательный ответ, он успокоился и приказал своим воинам отбросить противника. Под градом персидских стрел фокидяне бросились вверх по склону и выстроились в боевой порядок. Но персы не стали их преследовать, а двинулись по тропе дальше. Тогда начальник фокидян послал одного из воинов к Леониду с известием о движении персов в тыл грекам.

Спартанцы не отступают. У Леонида оставалось еще несколько часов, прежде чем «бессмертные» покажутся в глубине Фермопильского ущелья. Срочно собрался военный совет, и на нем спартанский царь объявил, что с выходом противника в тыл дальнейшая оборона Фермопил теряет смысл, поэтому он отпускает всех, кроме спартанцев, которым военный устав запрещал отступление при любых обстоятельствах.

Не забыл он и отправить к союзному командованию греков вестника с сообщением о прорыве персов в Среднюю Грецию: о печальной участи спартанцев и их боевых товарищей сообщил афинский посыльный корабль, который до этого дежурил при отряде Леонида. Кроме 300 спартанцев и их илотов, Леонид оставил в качестве заложников 400 фиванцев, которых подозревали в измене. Сами отказались уйти и остались со спартанцами 700 воинов из городка Феспии в Средней Греции.

Завершив неотложные дела и оставшись только с теми, кто собирался умереть вместе с ним, Леонид сказал: «Давайте-ка позавтракаем, друзья, ведь обедать нам придется уже в Аиде».

Спартанцы-гоплиты
Последний бой. Вскоре главные силы персов вновь двинулись на приступ ущелья. Улучив момент, к ним с униженной мольбой о пощаде бросились фиванцы. Оставшаяся с Леонидом горсть воинов на этот раз покинула свою позицию у стены и стремительно атаковала противника. В завязавшейся схватке Леонид погиб одним из первых. Дальше спартанцы и персы дрались за его тело. Наконец спартанцам удалось отбить своего царя. Они отступили на холм в глубине ущелья и оборонялись там до конца, пока не были расстреляны персидскими лучниками. К полудню бой затих. Все защитники Фермопил были мертвы. Ксеркс распорядился из-под груды трупов выкопать тело Леонида, отрубить ему голову и насадить на копье. Это показывает, насколько он был разъярен героическим сопротивлением греков, ведь персидский военный обычай предписывал уважать храбрость в павшем неприятеле и отдать ему воинские почести.

Очередная хитрость Ксеркса. Геродот рассказывает: «С телами павших царь сделал вот что: из всего числа павших в его войске под Фермопилами (а их было 20 тысяч человек) Ксеркс велел оставить около тысячи, а для остальных вырыть могилы и предать погребению. Могилы были покрыты листвой и засыпаны землей, чтобы люди с кораблей их не увидели. Глашатай же… сказал всему собранному персидскому флоту вот что: „Союзники! Царь Ксеркс позволяет всякому, желающему покинуть свое место, пойти посмотреть, как он сражается с этими безрассудными людьми, которые возмечтали одолеть царскую мощь!“ После этого объявления так много людей захотело смотреть тела павших, что не хватило даже судов для перевозки всех. Они переправлялись и смотрели, проходя по рядам мертвых тел. Все верили, что лежавшие там мертвецы были только лакедемоняне и феспийцы (за них же считали и илотов). Все же ни для кого из приехавших не остался в тайне поступок Ксеркса со своими павшими воинами. И это было действительно даже смешно: из всего числа павших персов на виду лежала только 1000 трупов, тогда как павшие эллины – 4 тысячи мертвых тел – все вместе были свалены в одно место».

Памятник Леониду и память о спартанцах. Когда закончилась война, на месте гибели отряда Леонида был воздвигнут памятник – статуя льва (Леонид по-гречески означает «львенок»). На постаменте были высечены слова:

«Путник, поведай спартанцам о нашей кончине:
Верны законам своим, здесь мы костьми полегли».
Павших спартанцев на родине почитали как героев. Даже спустя шесть веков в Спарте помнили их всех по именам.

А персам поражение спартанцев открывало дорогу в Среднюю Грецию.

впрочем это место привлекает на только ценителей воинской славы и великой греческой истории . Здесь течепт горячая река  с температурой воды в сорок градусов с крсивыми водопадами и пенистой лечебной водой.

СМОТРЕТЬ И ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

(2294)