Люди живут, чтобы есть. Есть пекинских уток и рязанских рябчиков, спагетти с соусом болоньез и круассаны с шоколадом. Они любят сладкие марципаны и квашеную капусту. Люди живут, для того чтобы есть, и это не требует доказательств. Это медицинский факт. Такова программа, заложенная в нас Создателем. Не будь этой программы, ничто живое не смогло бы выжить среди этой глухой и мертвой материи.
Жить — чтобы есть вкусно и много. Жить — чтобы есть, а потом сидеть на белом фарфоровом унитазе и с наслаждением ощущать — жизнь удалась!
Дорогие мои прожиратели жизни, иногда программа дает сбой, и человек, всю жизнь копивший свои котлетки в котлетном швейцарском банке, бросает все и простирает руку свою к древу жизни. А достигнув цели — живет вечно.
А для чего жить вечно?
Чтобы есть вечно? А потом вечно сидеть на белом фарфоровом унитазе и с наслаждением ВЕЧНО ощущать — жизнь удалась!?
Писать, запутывать, скрывать...
В ночи, украдкой, одеяло
Над спящею приоткрывать
И тайну видеть
и начало.
13—14.05.2012 г.
Москва
«Банда малолетних преступников ограбила дом престарелых. Пять пенсионерок были зверски убиты, золотые зубы выдернуты, а пальцы с золотыми кольцами отрублены».
«В мусоропроводе застрял тридцатилетний мужчина».
«Готы съели молодую девушку».
Сюжеты мелькали один за другим, не вызывая никаких эмоций у телеведущей. Твердым немигающим взглядом она смотрела в телесуфлер и, ворочая широкими породистыми скулами, механически озвучивала бегущие перед камерой строки.
«Что сделала малолетняя мама со своим ребенком? Зачем, выбрасывая его из окна пятнадцатиэтажного дома, она вложила в карман его курточки маленького плющевого медвежонка?» — куда более эмоционально, смакуя каждое слово, гнусавил ведущий с другого канала. Внизу экрана бегущая строка цитировала заголовки ведущих газет:
«Пьяный отец изнасиловал собственную дочь».
«На атомной станции пропали стержни с плутонием, в количестве достаточном для создания атомной бомбы».
«Известный политик уличен в педофилии».
Альфред Сергеевич Патинов вошел в приемную президента. Все было как обычно. За огромной стойкой из красного дерева сидели дежурные адъютанты. Немного в стороне — несколько главных редакторов московских газет. Чуть правее Альфред Сергеевич заметил двух учредителей ведущих телевизионных каналов страны. Отдельно от них стояли известные всей стране журналисты и телеведущие. Через несколько минут должна была состояться встреча президента с представителями российских СМИ.
Альфред Сергеевич не впервые бывал на таких встречах, но все равно каждый раз испытывал волнение и робость. Этому способствовали и высокие потолки Кремля, массивные колонны, расписанные золотом стены. Роскошь подавляла, превращала его, главного редактора, в маленькое скромное существо.
Он стряхнул с себя оцепенение и с удивлением обнаружил огромный телевизор, стоящий перед входом в кабинет президента. Раньше его тут не было.
«Женщина сожгла себя вместе с тремя малолетними детьми, не оставив предсмертной записки».
«Водитель КамАЗа выехал на тротуар и сбил 12 человек, находившихся на автобусной остановке».
«Самолет российской авиакомпании упал на дома дачников, не дотянув до посадочной полосы два километра».
В бегущей строке Альфред Сергеевич увидел заголовки новостей своей собственной газеты.
«В растаявшем сугробе обнаружен труп пятилетнего ребенка».
«Странно,— удивился он,— эту статью они публиковали недели три назад. С чего бы о ней вспоминать в сегодняшних новостях?»
Все окружающие спокойно смотрели телевизор, ожидая, когда их позовут на прием к президенту.
«Расчленив труп молодой девушки, два подростка сначала сварили части тела,— камера подробно показывала обстановку квартиры, посуду, кости и мясо, лежащие на тарелке,— а потом съели их. Экспертиза признала подростков вменяемыми».
Кого-то в приемной передернуло.
— Да уж, чего-то сегодня многовато.
Обычно российские новости следовали принципу, заложенному еще в конце девяностых популярнейшим питерским репортером Александром Невзоровым: «Попик. Трупик. Филармония». Но сегодня видимо решили обойтись без попика и филармонии.
Когда и через пятнадцать минут с экрана не исчезли трупы и катастрофы, многие поняли — разговор у президента пойдет о насилии на экране. И понимающе стали переглядываться друг с другом. Они не раз говорили на эту тему с президентом. Но, в общем и целом, власть обычно только слегка журила и слегка постукивала по столу. Сегодня, видимо, разговор будет посерьезнее.
«Банда террористов захватила детскую музыкальную школу».
«Маньяк повесил всех членов своей семьи».
«Опера убойного отдела расстреляли покупателей магазина».
«Вода Енисея заражена стафилококком».
К новостным сюжетам стали добавляться фрагменты фильмов, военная хроника, предсказания гадалок.
Ледяные глаза ведущих, агрессивные, яростные лица, выхваченные камерой из людского потока, отбивки и реклама достойные сюжетов о конце света.
«Конец света наступит через два месяца».
«Метеорит уничтожит все живое на земле уже в начале этого года».
«Пришельцы среди нас».
Присутствующие молча смотрели на экран.
«Учить вздумал» — мелькнула мысль.
Общее раздражение витало в воздухе.
«Мы, что, дети? — подумал Альфред Сергеевич. — Мы, что, сами не понимаем, чего нужно народу, а чего не нужно?.. Да на этом весь мир живет…»
Словно читая его мысли, незримый режиссер вывел на экран зарубежную хронику.
«Засуха в Сомали».
«Национальная катастрофа в Южной Африке».
«Землетрясение в Японии».
«А мы-то здесь причем?..» — пожал плечами Патинов.
Первым не выдержал Самохин, владелец огромного сетевого ресурса и нескольких ведущих газет.
— Скажите, уважаемый, — обратился он к дежурному адъютанту, — встреча с президентом…
— Президент примет всех, как только освободится, — перебил его адъютант.
Статная дама, в строгом элегантном платье, направилась к выходу. Ее остановили.
— Простите, но мне нужно в туалет, — возмутилась ведущая новостей четвертого канала.
— Выход не разрешен, — безучастно ответил адъютант, однако в глубине его глаз читалась ехидная лукавая улыбка, видимо все происходящее ему нравилось. А может, необычность ситуации выводила его из рутины чиновничьего этикета.
В приемной повисло гробовое молчание. Такого не ожидал ни кто.
И тут вспыхнули еще несколько экранов телевизоров, висевших на стенах и до этого выключенных. Приемная наполнилась сумбуром новостей, одновременно идущих по разным каналам.
«Редкое заболевание народной артистки», «Драка в семье олигарха», «Жители деревни Холмы забаррикадировались в сарае и обещают сжечь себя, если к ним не приедет Далай Лама», «Крупное ДТП на Садовом кольце. Пять трупов и двадцать семь пострадавших, включая детей», «Семья сгорела заживо», «Убийство на каждый день», «Убийство по расписанию», «Самое изощренное убийство», «Убийство как норма жизни», — перекрикивая друг друга, вещали продавцы смерти со всех телевизионных каналов.
— Дайте, пожалуйста, воды, — обратился пожилой редактор к адъютанту.
— Нет, — четко ответил тот, — не положено.
Через четыре часа собравшийся в приемной народ начал ворчать посмелее. Женщины просили воды. Главный редактор «Новостей века», держась за сердце, требовал врача. Тучный Самохин, весь красный, сидел в кресле, демонстративно отвернувшись от экрана.
Еще через два часа приемная президента стала напоминать зал с беженцами. Семидесятилетний Иванов лежал под капельницей. Вокруг ведущей Первого канала хлопотали военные санитары. На столике были выставлены лекарства, рядом с которыми лежала газета «Ведомости» с огромной статьей о поддельных медикаментах.
— Ну да, во всем виноваты журналисты, — возмущенно кричал эмоциональный Антипов — большой любитель эпатажа. — Мы, что ли, подделываем лекарства, мы роняем самолеты, мы взрываем дома? Если власть хочет, чтобы мы замолчали, мы замолчим, и все будет шито-крыто, везде цветочки-лютики….
— Да замолчите вы, — зашипел на него кто-то из стариков. — Вы не понимаете…
— Чего я не понимаю? — завелся Антипов.
Старик только грустно на него посмотрел и не сказал ничего.
К двенадцати часам ночи разговоры в приемной стихли. Лишь с экрана телевизора не переставали стрелять, убивать, топить, поджигать. Зрители впали в полную апатию. Только сменяемые через каждый час адъютанты выглядели бодрыми.
В четыре часа утра Альфред Сергеевич вышел из Кремля и сел в машину. Президент так никого и не принял.
— В редакцию?— спросил заспанный шофер.
— Нет, сначала домой.
Обиды на президента не было. Прошла. Он понимал — они это заслужили. Изо дня в день, днем и ночью, секунда за секундой они травят свой народ. Травят, словно тараканов дустом. Травят, травят, травят. Но главное, зачем? Кому это надо? Кому выгодно? Старые небылицы о высоких рейтингах успокаивали только самих журналистов. Всем остальным давно было понятно — кампания. Социальный заказ. Только вот чей? Писали и снимали, повинуясь какой-то необъяснимой логике. Или какой-то необъяснимой силе… А заказчик-то кто?
Что-то сверху, что-то необъяснимое, мистическое гнало и гнало их по дороге, усеянной трупами. В каждом сериале сквозила уже ставшая будничной мысль: убить соседа — это вроде как в туалет сходить. Убивали уже не бандиты, не маньяки, не рецидивисты. Убивали студенты и домохозяйки, мужья и жены, сестры и братья. За кусок мыла, за ларек на рынке, за значки, за уведенного мужа, за…, за… Да и просто оттого, что надоел… Как в туалет сходить… Убил, руки помыл и дальше живешь. Какие угрызения? Какой Раскольников? Плевое дело…
Альфред Сергеевич забрал у водителя свой сотовый телефон и стал просматривать непринятые вызовы.
Наташа, Наташа, снова Наташа. Его молодая жена была настойчива. Шесть непринятых звонков.
— Я ей ответил,— не поворачивая головы, сказал водитель.
— Что?
— Я сказал, что вы у президента, что еще не выходили из Кремля.
— Поверила? — с улыбкой спросил Альфред Сергеевич.
— Вот уж не знаю.
Он не так давно женился. И его новая жена никак не могла привыкнуть к его образу жизни, все время подозревая, что ночные исчезновения мужа связаны вовсе не с работой.
— А кто еще звонил?— поинтересовался у водителя Альфред Сергеевич.
— Сын.
Сын. Это хорошо. Сын сейчас во Франции на берегу океана. Эх, бросить бы все и махнуть к нему. Окунуться в океанскую волну и послать всех к чертовой матери. Но куда там. Сегодня же придется ломать всю концепцию газеты. Менять за один день.
Он набрал номер телефона типографии и попросил задержать тираж сегодняшней газеты.
…
— Может, зря ты так с ними? — обратился к президенту сидящий в темноте человек. — Они же, в сущности, ни в чем не виноваты. Не ведают, что творят.
— Не ведают? С чего бы это? Надоело.
— Надоело, так измени, ты же президент…
— Да, президент. Да. Я всего лишь президент, а не…, — он запнулся.
— А не господь Бог, — с улыбкой произнес советник. И оба рассмеялись.
— Я всего лишь президент, Алексей Германович, всего лишь президент…. Но кое-что я все же могу. Могу и сделаю.
— Вот это правильно. Делай, что должно, и будь что будет.
— Достали. Сил больше нет. Понимаешь? Как с катушек сорвались.
— Понимаю.
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (агрессия)
— Ну, о чем мне с ними было говорить? Они, что, сами не понимают? А теперь, да. Теперь все начнут показывать одни лютики-цветочки и филармонию. У нас по-другому быть не может. Ты же знаешь, у нас либо сюда, либо туда, середины не бывает. — Президент внимательно посмотрел на советника.
Советник встал, прошелся по кабинету, подошел к окну.
По Красной площади, освещенной первыми лучами солнца, шли вчерашние школьники, выпускники. Вчера для них прозвенел последний звонок.
« Последний звонок, последнее поколение,— грустно подумал Советник. — Последнее…»
Сегодня должен был состояться саммит глав государств большой пятерки.
14.05.2012г. Биарриц
Океан засыпал в полуденной дреме. Его тяжелые, лоснящиеся на солнце бока лениво накатывали на песок и так же лениво и величественно откатывали назад. А она, словно пушинка, словно тополиная бабочка, порхала над вязким песком пляжа, над пеной волны, над желтыми скалами Биаррица, не замечая ничего вокруг себя, не смущаясь наготы своего молодого тела, смуглого и точеного, словно ожившая африканская статуэтка, которую подарили Артуру сенегальские панки. Акфа, его удивительная Акфа.
Пляж Натюрель был почти пуст, и влюбленные парочки, прикрытые, лишь, прилипшим к телу песком, целовались за мягкими дюнами. Она подбежала к нему еще мокрая и соленая, смеясь, обняла и тихо сказала: «Я счастлива». Артур улыбнулся и робко поцеловал ее спутанные волосы. Акфа…
Он лежал на горячем песке, лежал и слушал, как бьется его сердце. Три удара — волна накатила на песок, три удара — отошла. Три удара — накатила, три удара — отошла. Волны разбивались о берег, превращаясь в пену. Шум прибоя напоминал многоголосый крик, но в этом крике нельзя было различить ни одного слова. Тяжелело, словно оторванный от песка комок, висело в зените солнце. Волна накатила — вздох, отошла — выдох. Накатила — вздох. Отошла — выдох. Он и не заметил, как его тело наполнилось тяжестью и исчезло, и растворилось. Веки медленно опустились, перед зрачками проплыли ресницы… И он уснул. Он уснул.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Биарриц
Сон был тяжелым. Мучительно тяжелым. От огромного горящего шара отрывались огненные капли. Капали вниз. Капали на тело. На лицо. На руки…
Пробуждение было еще более тяжелым. Голова гудела колоколом. Эхом отвечал прибой. Сквозь белую пелену с трудом виделся океан. Солнце все так же нестерпимо пекло.
«Ну нельзя же в самом деле засыпать на пляже в такую жару. Черт, хорошо еще не обгорел. Видно и уснул-то всего на пару минут, вон солнце в самом зените. Нет, ну как ребенок, право, спать на пляже. Вот глупости», — ворчал Артур, очищая тело от налипшего песка.
Когда он был маленьким, мать никогда не разрешала засыпать на пляже. А так было хорошо лежать рядом с ней такой большой и красивой. Все оглядывались на нее… А он ворчал про себя: «Нечего, нечего глазеть. Это моя мама, и я здесь главный, и нечего смотреть». Мать улыбалась и ласково гладила его по пушистым светлым волосам.
Воспоминание, как молния, вспыхнуло и погасло. Он огляделся по сторонам. Акфы нигде не было. Он потянулся за одеждой, но и одежды не было.
— Что за шутки? Акфа, — попытался крикнуть он, но из пересохшего горла вместо крика вырвалось какое-то сипение.
— Черт, что за шутки… — Голова еще плохо соображала.
— Акфа,— уже громче крикнул он. На пляже никого не было.
«Еще не сезон,— подумал Артур,— туристы приедут только через неделю, тогда тут и яблоку негде будет упасть».
Он сидел на песке и ждал. Опять вспомнилась мать. Они часто приезжали сюда из Парижа, когда он бывал у нее на каникулах. И часто загорали на этом пляже, и океан всегда казался ему отцом. Он шумел и негодовал на то, что Артур был с матерью, а не с ним.
— Акфа, ну это уже не смешно.— По его представлениям он сидел уже больше часа, хотя солнце было все так же высоко. — Так можно и сжариться.
В мае кожа еще не привыкла к солнцу, и сгореть можно в пять минут. Он встал и пошел. Обойдя скалы, Артур вышел на общий пляж. Народу здесь было немного, но все же ходить голым по общему пляжу было непринято. Под неодобрительными взглядами отдыхающих он шел словно наказанный. И хотя почти все девушки здесь загорали топлесс, а их стринги были столь незначительны, что закрывали лишь небольшой треугольник тела, все равно, на общем пляже существуют свои законы, и он явно их нарушал.
Артур поднялся на автомобильную стоянку, где находился информационный столбик, оборудованный высоким достижением современной инженерной мысли — телефоном, работающим от солнечных батарей. Но у этого батареи не было. «Неужели сломан, — Артур нажал кнопку, что-то зашипело.— Слава Богу».
— Служба безопасности слушает, чем могу помочь? — отозвался приятный женский голос.
— Меня ограбили.
— Ясно.
— Я стою голый.
— Сейчас подъедет дежурная машина.— В трубке раздались короткие гудки.
Машина появилась в ту же секунду, словно стояла за углом.
За рулем сидел толстый полицейский с пышными усами. Таким усам позавидовал бы сам кайзер Вильгельм. Однако в лице его не было ничего воинственного, скорее он походил на завзятого ловеласа. Полицейский открыл дверцу.
— Садись.
Артур сел на горячее кожаное сиденье и поморщился…
— Что, задницу обжег?— ухмыльнулся полицейский.
— Похоже.
— Меньше нужно с голой задницей на пляже лежать.
— Бьюсь о заклад,— на грани грубости ответил ему Артур,— на этом пляже вашу задницу знает каждая песчинка.
Озорная искорка проскочила в глазах толстяка.
— А ты не дурак. Ладно, поехали.
Полицейский нажал на педаль газа, и машина почти беззвучно двинулась с места.
В участке Артуру выдали шорты, футболку и пластиковую кредитную карточку.
— Месье, а это что?— поинтересовался Артур.
— Кредитная карта. Вашу-то, я так понимаю, тоже украли.
— Да… Спасибо…
Такого сервиса в полицейском участке Артур никак не ожидал. Ну ладно шорты, ладно футболка, на то они и полиция Биаррица — лучшего пляжного курорта Франции, но кредитная карта… Артур ничего не рассказал про Акфу, как-то было стыдно, что его девушка так над ним пошутила. И он, конечно, не откажется взять одежду, чтобы дойти до отеля, но карту брать не хотелось.
— Нет, не нужно, месье,— сказал Артур. — Я восстановлю свою.
— Месье, банки сегодня закрыты. Сегодня воскресенье, и вы не сможете восстановить свою карту. Так что, берите, — и полицейский протянул ему новенькую кредитку, выписанную на его имя.
Забавно. Полиция Биаррица раздает ограбленным на нудистском пляже туристам не только шорты, но и пластиковые кредитные карты. Хороший заголовок для российской газеты. После московской школы Артур учился в Сорбонне в Париже, на факультете журналистики и иногда отправлял отцу в Москву свои небольшие очерки. Отец был главным редактором «Московских Ведомостей» и несколько раз даже печатал его в своей газете, правда под фамилией матери — Артур Венуа. Мать была француженка. Из богатой аристократической семьи.
Отец и мать разошлись, когда Артуру было всего три года. В детстве он жил то с матерью, то с отцом — на две страны. Когда Артуру исполнилось семь лет, отец настоял на том, чтобы сын учился в московской школе и жил с ним. Все каникулы мальчик проводил с матерью в Париже, а закончив школу и поступив в университет, переехал к ней жить.
Выйдя из участка, Артур отправился в отель. Солнце все еще ярко светило, однако на улице было комфортно. Каменные стены домов и асфальт еще не напитали летнего зноя, воздух был прохладным, будто шел из кондиционера.
Артур подошел к отелю, в котором они остановились с Акфой. «Ну, она у меня получит», — не испытывая ни малейшей злости, подумал Артур. Всего несколько часов тому назад они приехали из Парижа, бросили вещи каждый в своем номере и сразу пошли на пляж. Хотя Артур очень надеялся, что после пляжа Акфа принесет свои вещи в его номер. Оба они понимали, зачем сюда приехали, и оба догадывались, что это произойдет сегодня ночью.
Он открыл дверь отеля и вошел внутрь.
Внутри ничего не было. Ни-че-го… НИЧЕГО…
Артур отпрянул назад и закрыл дверь. «Что такое? Значит, все же напекло голову солнцем». Он огляделся по сторонам. По улице прогуливались стайки туристов, в магазине сувениров позвякивали бусы. Он снова открыл дверь отеля. Там ничего не было. Вообще ничего. Артур почувствовал озноб и страх. За фасадом отеля была чистая ровная площадка и больше ничего. Не было ни деревьев, ни моря, ни машин, ни улиц. Ничего.
Артур захлопнул дверь и в изумлении застыл на месте. Голова все еще гудела после пляжа, в горле пересохло, хотелось пить. Он еще раз открыл дверь — тот же результат.
На противоположной стороне улицы был магазинчик. Очень хотелось пить. Но деньги... Артур сунул руки в карманы. Да, карта. Он зашел в магазин.
— Бонжур, месье.
— Бонжур. Воды, пожалуйста. «Перье».
— Да, месье.
— Мерси.— Артур секунду поколебался и спросил: — Скажите, а что с отелем, который напротив вашего магазина?
— А что с ним?— Продавщица вытянула голову и посмотрела на отель.
— Там внутри ничего нет.
— Внутри? Но я не бывала внутри этого отеля.— Женщина удивленно посмотрела на Артура.
— Сегодня я поселился в этом отеле и оставил там свои вещи…
Продавщица, смущенно улыбаясь, смотрела на Артура и молчала.
— Оревуа… — Артур вышел из магазина.
Воду он выпил тут же. Стало легче. Но заглядывать в отель больше не хотелось.
Это какой-то спецэффект, может, там кино снимали или Коперфильд новый трюк готовит…
Ага, специально для него приехал Коперфильд и приготовил трюк. А для начала украл одежду, Акфу, телефон и деньги. Кстати, карта работает. А интересно, сколько там денег? Фокусы фокусами, но нужно купить телефон, позвонить Акфе и… разобраться в конце концов, что здесь происходит. Он подошел к банкомату засунул карту… А код? Они не сказали ему, какой код.
Он ради смеха набрал свой старый код. Автомат замигал и выдал фантастическую надпись: «Кредит не ограничен».
«Что? Неограниченный кредит? Что за глупости?.. Как они узнали мой код? И как это в полиции выдают неограниченный кредит? Чертовщина какая-то. Нет Акфы, нет отеля, карта с неограниченным кредитом… Что происходит?..»
Ему стало страшно, очень захотелось с кем-то поговорить, срочно позвонить матери, отцу. Артур пошел по улице вниз, свернул на соседнюю улицу и через несколько минут подошел к русской православной церкви. Сюда его каждый раз приводила мать, когда они отдыхали в Биаррице. Она была католичкой, но мальчик был крещен в православной церкви, и она всегда об этом помнила. Здесь Артура хорошо знали. Священник этой церкви не раз с ним беседовал и даже гулял с ним, когда мать отлучалась на шопинг.
Церковь была закрыта. На калитке висело расписание служб на русском и французском языках, но сейчас службы не было. Артур почувствовал, что смертельно устал. Что просто валится с ног. Голова раскалывалась. И соображать было тяжело.
— Неограниченный кредит, говорите, ну-ну…
Напротив церкви за красивой чугунной оградой располагался дворец Наполеона Третьего, а ныне самый шикарный отель Биаррица, а может и всей Франции.
— Неограниченный, говорите? Хорошо.
Он вошел в отель. Золотом расписанные стены, белый мрамор, антикварная мебель, безукоризненная чистота. За огромными окнами лениво плескался океан.
— Ого. — Артур растерялся. Но обратно хода уже не было. Он подошел к стойке ресепшен.
— Бонжур, месье,— вышколенный портье спокойной улыбкой встретил Артура.
— Бонжур. Мне нужен номер…
— Да, месье.
— Одноместный…
— Да, месье.
— У вас есть свободные номера?
— Конечно, месье, — ответил портье.
«Что, значит „конечно“?— удивился Артур. — Хотя да, сезон начнется только через неделю».
— А люкс Наполеона? — решил пошутить Артур. Все в Биаррице знали, что люкс Наполеона расписан на много лет вперед, и всем было известно, когда и какая голливудская звезда приедет в Биарриц.
— Конечно, месье.
Артур протянул свою карту.
— Мне только на одну ночь.
— Нет проблем, месье.— Портье взял карту Артура, провел по дисплею. — Мерси месье. Ваш багаж?
Опешивший Артур мог произнести только одно:
— Багаж доставят мои слуги…
Номер Наполеона. Это было за гранью возможного.
…
— Акфа, ты где была, куда ты ушла с пляжа?
Но Акфа не отвечала.
— Акфа, — Артур попытался схватить ее за руку, но не успел. — Акфа, ну хватит, что происходит? Прекрати эти шутки, отдай мой телефон.
Акфа медленно шла по улице, а Артуру казалось, что он бежит за ней, но не может догнать.
— Акфа, прекрати, я не хочу больше играть. Что происходит?
Акфа подошла к двери их отеля.
— Нет, нет, не входи туда! — закричал Артур.
Но она улыбнулась и вошла в их старый отель.
Артур дернул дверь и… проснулся.
Он открыл глаза. Было темно. Наверное, ночь.
Странный, тревожный сон разом восстановил в его памяти странные события вчерашнего дня. Что же происходит? Вчера утром он приехал в Биарриц. И он, и Акфа знали, зачем едут сюда. Они не говорили об этом, но оба догадывались и ждали этого. Они были влюблены друг в друга уже шесть месяцев, но дальше поцелуев дело не доходило. И вот они одни в Биаррице. Поселившись в отеле, они тут же отправились искупаться в океане и… Может быть, она испугалась? Может быть, передумала? Поэтому сбежала, и поэтому молчит ее телефон. Надо обязательно разыскать ее. Глупая, глупая девчонка. Ну чего она испугалась? Он найдет ее, успокоит. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Чего она испугалась? Она же сама хочет этого. Точно. Невозможно ошибиться. Он физически чувствовал, там, на пляже, как от нее исходят ароматы женщины, ароматы страсти, она пахла любовью и возбуждала одним только поворотом головы, одним движением руки. Во всем, во всем чувствовалась женщина. Женщина, которая хочет мужчину. И никакими приличиями этого было не скрыть. Да она и не скрывала. И вот… убежала.
Артур встал, подошел к окну. Ему захотелось увидеть ночной океан. Вчера, войдя в номер, он почувствовал невыносимую дикую нечеловеческую усталость, поискал глазами телефон, чтобы позвонить Акфе, присел на кровать и тут же, не раздеваясь, крепко уснул. Но сейчас… Сейчас голова была ясная.
Темно. Ах да — ставни! Ставни.
Артур встал, подошел к окну, открыл замок, толкнул дверцы и… Комнату залил яркий солнечный свет. На секунду Артуру показалось, что он ослеп. Яркое солнце, будто вспышкой, ослепило его. Он зажмурился.
О, черт, уже день. Сколько же он проспал? Артур с трудом открыл глаза. Солнце было в зените. Да сейчас часов двенадцать. А вчера он тоже лег где-то часов в двенадцать. Значит, он проспал двадцать четыре часа. Неслабо. Впрочем, если учесть восемьсот километров, что он проехал от Парижа до Биаррица на взятом в прокате «Пежо», и все переживания вчерашнего дня — ничего удивительного.
Он принял душ и снова оделся. Хотя его пляжные шорты и футболку трудно было назвать одеждой среди великолепия наполеоновского номера с его расписанным потолком и золотыми колоннами. Здесь даже спать было бы уместно в смокинге, не то что ходить. Под потолком висела сверкающая хрустальная люстра, а кровать, укрытая балдахином из золотистого шелка, размерами могла бы соперничать с вертолетной площадкой. Кровать явно не наполеоновская. Артур неоднократно бывал во французских замках. Кроватки в спальнях были совсем маленькие, что у королей, что у их слуг. А эта кровать была явно голливудского покроя. В таких шикарных апартаментах Артур ночевал впервые. Неограниченный кредит…
Воспоминание о кредитке вновь кольнуло его. Но с этим он разберется потом. Сейчас нужно срочно найти Акфу. Тоже мне, герой…. Девочка испугалась, убежала, а он спит в царских апартаментах.
— Бонжур, месье, — обратился он к клерку, стоящему за стойкой ресепшен.
— Бонжур.
— В моем номере я не нашел телефона
— В апартаментах Наполеона нет телефона.
— Почему?
— Персоны, которые там живут, обычно никуда не звонят. Им, наверное, просто некому звонить, — с грустной иронией, ответил портье.
— Но мне нужно позвонить. У меня есть кому.
— Конечно, мсье, — портье протянул Артуру телефонную трубку.
— Но здесь нет клавишей для набора номера.
— Это не важно, — все с той же иронией, ответил портье, — просто назовите имя и вас соединят.
— Акфа, — назвал имя опешивший Артур.
Раздался щелчок, и послышались длинные гудки.
Номер не отвечал.
— Я все понимаю… сервис отеля Наполеона. Но можно мне позвонить по обычному телефону.
— Это обычный телефон.
— Но никто не отвечает.
— Странно, — портье выдавил из себя лучезарную улыбку, — странно, по этому телефону всегда дозваниваются. И все. Это первый случай, месье.
— Хорошо, у вас есть Интернет?
— Интернет? — портье удивленно поднял брови. — Нет, у нас нет Интернета,— ответил он с гордостью. — Вам лучше обратиться в Макдоналдс.
—Ну да, — усмехнулся Артур, — здешние постояльцы не пользуются скайпом.
А насчет «Макдоналдса» это мысль. Да и позавтракать не мешало бы. Большой «чизбургер» с картошкой ему совсем не повредит. Он не ел уже двадцать четыре часа. Хотя нет, позавтракает он в ресторане отеля, все же завтрак оплачен.
Весь в хрустальных люстрах и канделябрах, в белоснежных скатертях, в мраморных колоннах под золотым потолком полукруглый зал ресторана создавал атмосферу большого праздника. Только посетителей не было. Ни одного.
Когда подошел официант, Артур несколько растерялся. Честно говоря, он рассчитывал на шведский стол. По-быстрому набрать сыра, колбасы, пару круасанов и стакан апельсинового сока.
— Месье, я очень спешу. Будьте добры, принесите завтрак на ваш вкус.
Официант неодобрительно посмотрел на Артура.
Артур понимал, что так нельзя. Здесь так не принято. Нужно взять принесенное официантом меню, изучить его, словно это договор пожизненного страхования, затем так заморочить голову официанту подробностями и оговорками, чтобы тот начал закипать, как медный чайник. И тогда он уйдет исполнять ваш заказ обиженный и счастливый. Ох уж эта пресловутая французская кухня… Совсем другое дело в соседнем Сан-Себастьяне — сплошные бутерброды с желтым закрученным по краям сыром и с рыбой, далеко не первой свежести. Зато быстро. Хлоп — и закусил.
— Хорошо. Паштет из гусиной печени, сырную тарелку и стакан красного вина из подвалов замка Амбуаз.
— Но в замке Амбуаз нет подвалов, — возмутился официант. — Замок выстроен на основе старой каменной мельницы.
— Тогда принесите вина из подвалов замка Фужер. Там есть подвалы?
— Да, месье. — И озадаченный официант отправился выполнять заказ.
Глупо было сидеть в этой роскоши, не зная, что происходит, не зная, где Акфа и чего она испугалась. Он еще раз оглядел ресторан. За огромными окнами бушевал океан. Волны разбивались о скалы и вспыхивали на солнце миллиардами горящих огоньков. Океан ревел, но ревел беззвучно. Плотные окна совсем не пропускали шума прибоя.
«Биарриц великолепен»,— подумал Артур.
Интересно, кто раньше сиживал за этим самым столиком в ожидании завтрака, как сидит сейчас он, Артур. Может быть, король Англии Эдуард VII, или внучка Эрнеста Хемингуэя, или Коко Шанель, Уинстон Черчилль, Жан-Поль Бельмондо? Может, сам Наполеон III? Все эти люди не только отдыхали в Биаррице, но и жили здесь подолгу. А его русские соотечественники? Здесь часто отдыхала царская семья. Русские князья устраивали настоящие карнавалы и гулянья, справляли свадьбы. Здесь выходила замуж дочь Александра II. Императрица Мария Федоровна долго жила в Биаррице. Николай II неоднократно заходил в порт на своей яхте. Дягилев устраивал здесь русские сезоны. Морозов вкладывал деньги в строительство Биаррица.
Здесь жили Шаляпин, Достоевский, Толстой, Горький, Чехов, Волошин, Айвазовский.
До сих пор в Биаррице видны следы его знаменитых соотечественников: променад Шаляпина, ресторан «Додин».
Страстный роман Стравинского и Коко Шанель в Биаррице породил такое чудо парфюмерии, как «Шанель номер 5».
Что их всех манило в Биарриц? Что продолжает манить звезд Голливуда и шоу-бизнеса? Зачем они все едут и едут в Биарриц? И зачем он здесь?
— Зачем он здесь? — эхом пронеслось в зале ресторана. Артур даже не заметил, что крикнул. Нехорошие предчувствия зашевелились у него в душе. Он вдруг отчетливо понял — Акфы здесь нет.
Принесли завтрак.
Но Артур не стал есть, он вскочил из-за стола и бегом бросился в холл.
— Портье, закажите мне билет на ближайший рейс в Париж.
— Это невозможно, месье, — забастовка авиадиспетчеров.
Чертова Франция, они бастуют, как по расписанию. Артур выскочил на улицу.
— Такси, такси!
— Бонжур, месье.
— В Париж!
— Хорошо, месье. — Таксист грустно посмотрел на Артура. — Все хотят в Париж. Что за город такой, Париж? Увидеть Париж и умереть. Вы не собираетесь умирать, месье?
— Что? — удивился Артур.
— Я спрашиваю, что за дела у вас в Париже?
— Дела… Да, дела…
Если этот таксист будет болтать семь часов, то, наверное, лучше взять другую машину.
— Дела. Какие могут быть дела? Зачем вам дела? Вы в Биаррице. Здесь нет дел. Здесь солнце, воздух и вода.
— О черт! — по-русски выругался Артур.
— Ха, так месье русский.
Таксист легко перешел на русский язык.
— Россия. Сибирь. Икра. Матрешки. Водка. Вы любите водку, месье?
— Господи, да замолчите вы! — не выдержал Артур.
Таксист обиженно замолчал.
Они довольно быстро выехали на платный автобан М63.
Таксист высунулся из окна и взял выданный автоматом талон. Шлагбаум открылся.
Артур откинулся на спинку сиденья.
Через несколько минут машина свернула на шоссе, ведущее в По.
— Мы едем через По? — удивился Артур.
— Да.
— А почему не через Бордо. Разве через По быстрее?
— Да.
Артур возмутился:
— Но через Бордо ближе, а я спешу.
— Он спешит. Разве есть на земле дела, ради которых стоит спешить? Дела… Что они могут изменить? Да и зачем менять жизнь? Она, как океанская волна, накатывает на песок и уходит, накатывает и уходит. Или бьется о скалы и пеной вздымается вверх, но что это меняет? Океан лишь сверху исходит пеной, а нырни на метр в глубину… И все… Тишина и спокойствие.
— Месье! — Артур повысил голос.
— Через По быстрее, а через Бордо… Пробка, двадцать шесть километров. Авария. Сегодня передавали в новостях.
Артур вновь откинулся на спинку сиденья, послав про себя водителя по русской дороге.
«Акфа. Акфа». — Он произносил это имя в сотый или в тысячный раз.
Полгода назад, едва переступив порог огромной университетской аудитории, он заметил маленькую мулатку, сидевшую в первом ярусе прямо напротив кафедры. Артур со школы не любил сидеть на первой парте, да еще прямо напротив учителя, а тут, словно магнитом потянуло. И он смело пошел на первый ярус.
Сразу после школьных экзаменов Артур отправил свои документы в приемную комиссию Сорбонны — крупнейшего французского университета. И уже через месяц пришел ответ. Принят. Хотя, возможно, не обошлось и без вмешательства матери. Она занимала высокий пост в парижской Мэрии и, конечно, могла посодействовать его зачислению, так как очень хотела, чтобы Артур жил у нее. Впрочем, то, что Артур переедет к матери, и так было ясно. Еще с пятого класса он знал, что после окончания школы будет жить в Париже. Такова была договоренность его родителей.
Артур сел возле маленькой мулатки и стал неотрывно смотреть на нее. Он понимал, что это неприлично, но ничего не мог с собой поделать. Шоколадная кожа, точеные руки и плечи, яркое выразительное лицо, ничего лишнего, ничего нарушающего гармонию образа. Волосы, заплетенные в дреды, и бархатистый пушок на шее.
— Акфа,— повернулась она, видимо, почувствовав его пристальный взгляд.
— Артур,— представился он, немого смутившись.
Они не сказали друг другу больше не слова. Но незримая нить уже связала их. Артур это чувствовал, чувствовал физически. Он не слышал ни одного слова лектора. Он думал только о ней. В его голове звучал только ее голос: Акфа, Акфа, Акфа…
За окном такси мелькали каменные деревушки Франции, обозначенные обязательными «нотердамами». Чуть в стороне от автобана, на склонах Пиренеев, время от времени, высились замки с черными круглыми, словно игрушечными, крышами. Поля еще зеленой пшеницы уходили в урочища, мягко прогибаясь под теплым майским ветром. Провинциальная Франция. Ничего не строилось, ничего не ремонтировалось. Ни заводов, ни современных зданий, даже трехэтажных построек и то не было. Только серые стены домов и деревянные ставни. Как будто время остановилось, и XIX век закрепился в этой тихой крестьянской провинции.
Лишь изредка то здесь, то там огромные фантастические лопасти ветряных электростанций нарушали эту идиллию. Возвышаясь в небе, они словно были оставлены пришельцами из космоса. Огромные пропеллеры гигантских кораблей. Но, странное дело, совсем не раздражали. Они были вне культурного слоя. Они не разрушали. Наоборот. Они подтверждали, что все эти деревушки снабжены светом и газом, интернетом и телевидением, что в этих домах живут вполне образованные люди XXI века.
Артур знал и любил эти места. Он ездил из Парижа в Биарриц каждый год. Но сегодня с каждой минутой нарастало какое-то странное тревожное чувство. Они давно уже выехали на трассу, ведущую из Тулузы в Париж, но ни знакомых названий городков, ни коричневых вывесок префектур не встречалось. Артур испытывал что-то похожее на дежа вю. Он то не узнавал этих мест, то вдруг ему казалось, что пейзаж повторялся. Вот они проехали заправочную станцию. Точно такую же они проезжали минут тридцать назад. Тогда у съезда к бензоколонке Артур заметил красный Порше и двух хорошеньких француженок. Он еще подумал: «Не дотянули метров двести до заправки». И вот опять — Порше, девушки, бензоколонка. Что такое? Не могут же у каждого съезда стоять красные Порше и молодые девушки. Хотя, собственно, почему не могут? Это еще не самая большая странность сегодняшнего дня. Артур попытался успокоиться, но тревога уже не отпускала его.
— Месье, не подскажите, который час.
— Часы не носим, — все еще обиженно ответил шофер.
— А на «торпеде»?
— Не работают.
— Но как же вы ездите к клиентам или ходите на встречи?
— Если я достоин того, чтобы меня пригласили — значит, я достоин и того, чтобы меня подождали.
Подобная тирада из уст таксиста прозвучала нелепо.
— Далеко еще до Парижа?
— Как до солнца.
Солнце. Артур посмотрел вверх. Солнце стояло так же высоко, как и утром, когда он открыл ставни в гостинице.
Но этого не может быть! Они отъехали от Биаррица, по меньшей мере, километров триста. Предположим, когда он открыл ставни, было двенадцать. Около часа ушло на душ, беседу с портье и ожидание завтрака, три часа на дорогу…. Сейчас, как минимум, должно быть часа четыре вечера. Но солнце…
Артур прекрасно знал, где должно находиться солнце в четыре часа по полудню. Он был заядлым ориентировщиком, не раз получал на соревнованиях по ориентированию призовые места и прекрасно мог обходиться без компаса, легко определяя стороны света по солнцу.
Дикий, животный страх парализовал Артура. Красный Порше… Да и сломанное дерево… Они только что проезжали здесь! Сейчас их обгонит Пежо с номерами префектуры Бордо. Точно. Так было минут двадцать назад. Справа будет пшеничное поле. Вот оно. Что происходит? Артур, с трудом сдерживая дрожь в голосе, вновь обратился к водителю:
— Месье, мне не до шуток. Где мы едем?
Он снова увидел красный Порше. Картинка стала повторяться все чаще и чаще. И солнце… Он вспомнил вчерашний день. Да, солнце было в зените весь день. Сейчас он отчетливо это понял. Солнце вообще не заходило. Когда он ложился спать и когда вставал, солнце было в зените. Ну не мог же он проспать двадцать четыре часа. Теперь ясно… Артур откинулся на спинку сиденья. Этого не может быть…
— Мы не доедем до Парижа? — тихо спросил Артур водителя.
— Нет. — Спокойно и, как показалось Артуру, грустно ответил водитель.
— Тогда поворачивайте обратно.
Водитель спокойно свернул на первый же съезд с автобана и сразу же въехал в Биарриц.
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (виртуальная реальность)
…
— Рюмку водки, пожалуйста.
Бармен неодобрительно посмотрел на Артура.
— Месье, а вам уже есть двадцать один год.
— Да, месье, есть. Мне уже двадцать два, — соврал Артур.
Бармен посмотрел на Артура и неуверенно потянулся за «Столичной».
— Доверчивые, правда?— услышал Артур голос за спиной и оглянулся.
— Они здесь все такие. Доверчивые.
За спиной Артура стоял мужчина лет пятидесяти. Говорил он по-русски. По его внешнему виду можно было понять, что сидит он здесь уже давно. С самого утра, а может быть, и с вечера.
«Черт, — заныло в груди у Артура,— а был ли вечер? А было ли утро?»
В ресторане царил полумрак. Мужчина смотрел на Артура с пристальным вниманием.
— Ты кто?
— Я только вчера приехал в Биарриц. И честно говоря…
— Вчера? Ну-ну, — мужчина усмехнулся. — С приездом.
Он поднял бутылку и, чокнувшись с рюмкой водки Артура, залпом допил пиво.
— Безалкогольное, — сказал он, вытирая губы. — Водка, кстати, тоже.
Артур, уже уставший от нелепостей сегодняшнего дня, молча поднес рюмку к губам и выпил. Водка обожгла гортань, и тепло мягко потянулось к желудку. Артур выдохнул. На секунду застыл, прислушиваясь к себе. Водку он не любил. Но надо было снять стресс… Не пивом же... Тело расслабилось, потяжелело, но голова осталась абсолютно ясной.
— Присаживайся, — мужчина показал Артуру на свой столик. — Тебя как зовут?
— Артур.
— Василий.
Они пожали друг другу руки и сели за столик.
— Угощайся.
На столе стояла огромная тарелка с шашлыками, в маленькой тарелочке — сациви с ягодами граната. Стол украшала свежая зелень и румяный лаваш из тандырной печи.
Подошел гарсон.
— Мне еще водки, — попросил Артур.
— Нэт, дарагой! Под такую закуску чачи принеси. — Василий заговорил вдруг с грузинским акцентом. — Хорошая виноградная грузинская чача или хорватская граппа перебьет любую водку и любой здешний «Хеннесси». Тем более, что все безалкогольное.
Действительно, Артур не ощущал никаких последствий от выпитой рюмки.
— Все здесь хорошо, но вот с алкоголем они погорячились… нема у них алкоголя.
— Кто они? — напряженно спросил Артур. — Кто?
— А… — Василий махнул рукой. — Они… все они… эх…
— Вы русский?— спросил Артур.
— Слушай, для тебя я русский. Для тебя и вчера было, для тебя и рассветы с закатами, все, брат, для тебя… Ешь, пей, гуляй, сейчас барышни приедут. Как ты относишься к барышням?
— Ну… — смущенно начал Артур.
— Понятно. Еще один последний романтик… Значит влюблен… Или?
— Нет-нет. Влюблен.— Артур улыбнулся.
— Послушайте, — Артур решился задать вопрос, который мучил его: — Я взял такси и поехал в Париж…
— О! Париж.
— Но таксист не захотел ехать через Бордо и повез меня через По. Мне казалось, мы ехали очень долго, очень. Но мы не смогли…
— Да нет никакого По. Нет никакого Парижа, нет никакой дороги, — перебил Василий. — Зачем тебе все это. Есть Биарриц! Славный город всего рода человеческого. Биарриц — это мечта, это рай! Вот он какой — рай. Тебе повезло. Куда ехать? Зачем? Ты в раю, а сюда далеко не все попадают. Впрочем, и Биаррица нет, — закончил свою горячую проповедь Василий.
— А что есть? — Артур воспринимал все эту фантасмагорию с трудом.
— Есть только то, что ты видишь. Есть только то, что ты слышишь. Есть только те, кто тебя окружают. Вот гарсон, он есть или его нет? Пока ты его видишь, он есть, а пока не видишь — его нет. Нет, никого нет. Ты что, думаешь, у него есть дом, семья, детишки? Нет, нет. Вон водитель такси, он только водитель такси, он только водит такси. Водит и водит, водит и водит. А гарсон, только гарсон. А ты захотел… Париж! Чтобы попасть в Париж нужно в него сначала поверить…
Артур слушал и не слушал этот эмоциональный бред. Похоже, что все же водка и чача у Василия были не безалкогольные.
— Гарсон — это только тот, кто наливает и приносит, — продолжал Василий. — И что? Ты ему отдашь часть себя? Чтобы у него появился мир, детишки, жена? Отдашь? Отдашь часть себя? Нет, не отдашь, и никто здесь не отдаст. Чего ради? Ради какого-то жалкого клона? Наливай.
Артур налил чачи, принесенной гарсоном, себе и Василию.
— С приездом в Долину ОСС, братец, — произнес Василий короткий тост и выпил. — Мне нравится здесь. Никто в душу не лезет. Никто… Клоны едят свои котлеты, пьют пиво. Все есть. Все. И никогда не кончается. И туч на небе ровно столько, сколько надо. И воздух тепленький, но не жаркий. И океан с волнишкой, но без шторма. Чего еще?.. Ты где живешь? — резко оборвав свой монолог, спросил Василий.
— Здесь, в отеле «Дворец Наполеона».
— Ну да… А где же еще?.. Больше негде… В отеле Наполеона. Небось, в люксе?
— Да.
— Я тоже живу в люксе Наполеона.
— Но в этом отеле всего один люкс, — по инерции возразил Артур.
— Щас… С чего ты взял? — Василий стянул зубами кусок мяса с шампура и весело засмеялся.
— Я не знаю, зачем меня здесь держат. Но мне здесь определенно нравится.
— А кто держит? Кто вас держит?
— Тот же, кто и тебя.
— А как вы сюда попали?
— Да так же, как и ты. Мать меня родила. Мать — женщина. Зачем родила? Кто распорядился? Почему именно меня? Ты знаешь, я над этим, бывает, задумываюсь. Ну, как я здесь оказался? А вот до меня мать делала аборт. Вот тот, который не родился, — это тоже был бы я? Или тот, был бы кто-то другой? Понятно, что, если мать отцу изменила, то, конечно, был бы — другой. А если нет? А если бы хромосомы моих родичей повстречались в
другой день? Это был бы уже не я? У меня есть родной брат — это же не я. Значит, если бы хромосомы моих родичей соединились в другой день, то это был бы уже не я? А это был бы мой брат. Брат неродившегося меня. Вот, друг, задачка. Я бывает думаю об этом… Наливай…
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Я — это я?)
— Послушайте, а что с солнцем?
— А что с солнцем?
— Не знаю, но мне кажется… Нет, я конечно понимаю, что этого не может быть, но мне кажется оно не заходит.
— А зачем ему заходить?
— Как «зачем»? День, потом наступает ночь. Потом следующий день. Солнце восходит и заходит.
— А смысл?
— Ну, чтобы наступил следующий день.
— А зачем? Чем тебе этот не нравится? И чем твой следующий день должен отличаться от предыдущего?
— Но ведь раньше заходило…
— А смысл?
— Вы меня разыгрываете. — Артур не понимал, пьян Василий или издевается.
— Слушай, если тебе не нравится этот день, этот гарсон, этот я, сделай собственных.
— Кого собственных?
— Ну, собственных гарсонов, таксистов, меня другого, и пусть там у тебя твое солнце хоть десять раз в день заходит.
— Но я не могу.
— Почему?
— Я не Создатель.
— Кто тебе это сказал?
…
Артур сидел в темноте при закрытых ставнях в люксе Наполеона. Сумбурный разговор с Василием ничего не прояснил. Только еще больше все запутал. Что произошло? Что случилось со временем на земле? Что случилось с самой землей? Но самое поразительное, что никого это не волновало. Туристы бродили по улочкам Биаррица, сидели в маленьких уличных бистро, таксисты водили машины, продавцы продавали хлеб, и девушки топлесс загорали на пляже. День не кончался. Телефон Акфы все время был вне зоны действия сети.
В дверь постучали. Артур открыл глаза. Прислушался. В дверь еще раз постучали.
— Войдите. — Артур сел на кровать.
Дверь открылась и на пороге появился пожилой, но подтянутый и элегантный мужчина. Лицо его показалось Артуру знакомым, но он не мог вспомнить, где видел этого человека. Впрочем, он и не пытался. Гость закрыл за собой дверь и представился.
— Мортон Хейлинг.
— Очень приятно.
— А тебя, братец, как звать?
Артур встал с постели.
— Меня зовут Артур Венуа.
— Ну и отлично, друг мой. С приездом в Долину ОСС.
— В Долину ОСС? — Артур задумался. Он никогда не слышал, чтобы Атлантические Пиренеи так называли, и вот уже не в первый раз слышит это странное название.
— Уважаемый, господин… э…
— Мортон Хейлинг. Мор-тон Хей-линг, — по слогам произнес неожиданный гость. — Хотя это не совсем так. Я не совсем тот Мортон Хейлинг — отец виртуальной реальности. Я его копия.
— Клон? — не понял Артур.
— Да-да. Впрочем, нет не клон… Точнее клон, но хороший. Точная копия.
— Не понимаю… Вы, что, тут все сговорились? — Артур чуть не расплакался. Он конечно слышал о клонировании: о бедной овечке Долли, о выращиваемых органах. Но что-то он не слышал, чтобы удалось клонировать человека. И даже если это могло произойти, как клон успел вырасти в семидесятилетнего старика?
— Как? Это стало возможно? — Артур с удивлением посмотрел на гостя.
— Это было возможно всегда. По крайне мере, здесь.
— Где здесь? Где здесь?! Где я?! — Артур вскочил с дивана подбежал к окну и распахнул ставни.
— Давай присядем. Разговор может получиться долгим.
Они уселись напротив огромного окна, за которым бесшумно бушевал океан и солнце, как обычно, стояло в зените.
— Я не знаю…. Но я постараюсь тебе помочь.
Артур нервно заерзал в кресле.
— Дело в том, что человеку неподготовленному, а ты, как я понимаю, человек неподготовленный, очень трудно объяснить, что с ним произошло. И как он сюда попал.
— Куда, сюда? Куда?.. — Артур даже подпрыгнул от нетерпения. — Как вы меня нашли?
— Мне рассказал о тебе Василий.
— Этот сумасшедший алкоголик?
— Ну что ты, Василий большой философ и очень тонкий психолог. Тебе повезло, что ты его встретил. Это большая удача.
— Уважаемый Мо… — Артур запнулся, — Мортон. Помогите мне, пожалуйста, я не понимаю, что происходит. Что творится? Что здесь...
Артур чуть не плакал. События двух последних дней сводили его с ума.
— Что здесь происходит? Что творится? — Мортон осторожно пододвинулся к Артуру. — Я попробую объяснить, правда, повторяю, я могу и не суметь. — Он грустно улыбнулся. — Человек, как правило, заблуждается относительно своего места в истории. Ему кажется, что он среди друзей, а друзья на поверку оказываются врагами. Он думает, что его ценит начальство, а начальство держит его только потому, что он серая и безынициативная личность, ценная лишь тем, что не мешает начальству прокручивать свои дела. Человеку кажется, что его любит жена, а на самом деле она спит с его лучшим другом. Человеку кажется, что он основатель нового мироздания, а его имени вы не найдете даже в Википедии.
Артур закатил глаза. Ну и зануда. Или он издевается?
— Человечество тоже часто и во многом заблуждалось. Люди думали, что Земля стоит на трех китах, что она плоская, что Солнце крутится вокруг Земли.
— А оно крутится? — воскликнул Артур.
— Заблуждается оно и поныне, — не обращая внимания на вопрос Артура, продолжал Мортон, — признавая лишь мир твердых частиц и полей. С чего бы это воображать, что именно теория относительности или теория большого взрыва — единственно правильные и окончательно верные теории, если вся история человечества — это сплошные ошибки. Заблуждается оно и относительно своего места в истории развития цивилизации на земле.
Такое лирическое вступление очень не понравилось Артуру.
— Поначалу, как ты помнишь, древние представляли, что Земля является центром вселенной, и в чем-то они были правы. Человек, вокруг которого все крутится, и человек лишь крупица, крутящаяся вокруг всего, согласись, это совершенно разные люди. Древние вообще были куда ближе к истине, чем современное человечество. Но сейчас не об этом речь.
Мортон сделал паузу и грустно посмотрел на Артура.
— Потом Земля перестала быть центром Вселенной, центром мироздания, центром разума, и это стало печальной истиной. Человечество потеряло смысл существования. Одно дело, когда мы в центре мира, — в центре бытия! — и нам предначертана великая миссия. Мы наделены великим знанием и перед нами великая задача — ибо мы в центре! И совсем другое дело, когда мы лишь плесень на затерянной в бесконечности маленькой рядовой планетке, и имя таким планеткам — легион. Тогда нет миссии, тогда нет цели, тогда можно жрать и жрать, ибо все равно сгинешь в бессмысленном хаосе бытия, тогда мы просто результат случайного эксперимента или того хуже — случайная погрешность Создателя и вскоре исчезнем так же внезапно, как и появились… Наше планетарное местоположение оказалось отвратительным и ошибочным. Именно с этого и началось падение человечества. Так что не всякое знание ведет к свету.
Артур внимательно слушал.
— Человечество уже не волнуют вопросы «откуда» и «почему». Человечество волнует, почему Марианна ушла от Хосе Антонио. А Хосе Антонио оказался ее внебрачным сыном.
Так. Стоп. Артур вдруг все понял. Господи, да это же сумасшедший! Как в гостиницу пропустили сумасшедшего? И чего от него еще ждать? Артур украдкой посмотрел на дверь. Успеет добежать или не успеет?..
— Кто мы, где мы, а уж тем более зачем мы — наших современников интересует куда меньше, чем древних, — продолжал Мортон. — И тема эта не стала доминантной даже для науки. Наука должна работать на военно-промышленный комплекс и народное хозяйство, а исследования космоса — по остаточному принципу.
— Все, все, все, хватит! — закричал Артур. — Чего вы тут устраиваете балаган. Зачем вы гоните мне лекции по диамату. Где я? Где Акфа? Куда вы дели Акфу?
В ярости Артур выдал порцию отборного русского мата. Артур кричал так, что Мортон замолчал.
— Кто я, мать вашу? Кто я?
Мортон, вновь посмотрел на Артура и произнес:
— Дело в том, что ты не Артур. Ты его копия. Клон.
— Я клон?
— Да. Ты копия. Клон настоящего Артура.
— Копия, — глупо моргая, повторил Артур.
— Но тебя это не должно беспокоить. Ты явно хороший, очень хороший клон. И даже не клон. Ты, как и я — Атар. Понимаешь, ты — Атар. Твоя сущность не изменилась. Тебя это не должно пугать. Тебя клонировали, но ты остался личностью с сознанием всего сущего. Задай себе вопрос, задай…
— Какой вопрос?
—Я есть? Я существую? Задай.
Наступила тишина.
— Задал?.. И каков ответ?
Артур молчал.
— То-то же. Тебе нечего беспокоиться. Ты есть. И ты знаешь об этом. И ничего более знать не надо. Ты есть. Ты существуешь. И ты знаешь об этом. Это главное. Существуешь. И ты знаешь об этом. Это высшее. Главное — знать.
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Что есть существование.)
Артур ничего не понимал. Он не в силах был противостоять натиску этого сумасбродного старикана. Он хотел только одного, чтобы тот оставил его в покое. Ему было страшно. Он понимал только одно: случилось что-то ужасное и от него это скрывают.
— Но разве это возможно? Клонировать человека, и я ничего...
— Так, чтобы ты ничего об этом не знал и ничего не помнил? Это ты хотел спросить?
— Да.
— Скажи, Артур, а просыпаясь утром, ты всегда уверен, что проснулся именно ты, а не твоя копия?
Псих, придурок! Сначала Василий, теперь Мортон. Может, он попал в сумасшедший дом? Слезы появились на усталом лице Артура. Он в сумасшедшем доме. Сейчас сам Наполеон Бонапарт вместе с Наполеоном III заявятся и начнут рассказывать про демократизацию Европы под их диктаторским началом.
— Я понимаю,— обратился Мортон к Артуру, — в это трудно поверить, но это так.
— Хорошо. Я клон. Копия, — мужественно произнес Артур. — А что случилось с оригиналом. Что со мной… ну с тем… с Артуром?
— Ты знаешь, скорее всего, он умер.
— Откуда вам все это известно?
— Я существую и, следовательно, я мыслю.
Артур молча сидел в кресле, глядя на неподвижное солнце. Он был потрясен. Он умер. Он умер. И это все объясняет. Узнать о собственной смерти было нелегко. Он умер. Да, теперь все понятно. Он умер.
Да, это все объясняет. Страшный холод сковал его тело. Прежней жизни больше не будет. Все. Прежняя жизнь в прошлом. В прежней жизни осталась Акфа. Он больше никогда ее не увидит. Сердце его сжалось. На глазах выступили слезы. Ни матери, ни отца, ни друзей по университету, ни школьных товарищей, никого. Клон.
— Нет, — закричал Артур,— я не клон, я не клон!— Он поднялся с кресла и выбежал из номера.
— Я не клон,— кричал Артур, пробегая через холл гостиницы. — Не клон!
Артур выбежал на пляж.
— Не клон!
Продолжая кричать, он вбежал в пену морского прибоя, нырнул в волну и сильными рывками стал погружаться к основанию подводных скал.
Холодная вода отрезвила, но он продолжал погружаться. Сильно давило виски.
Нет, дальше никак. Спазм сковал горло, инстинкт не давал открыть рот. Он взмахнул руками и резко пошел вверх.
Воздух. Судорожно отдышавшись, откашлявшись, Артур лег на спину и, покачиваясь на волнах, бездумно стал вглядываться в солнце.
Проскочила глупая мысль: «Не похоже. Наше солнце лучше».
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Клонирование сознания?)
…
— Кто умер? Ты умер?
— Да, — Артур испуганно посмотрел на Василия.
— Ты умер? Ха-ха. Это хорошая новость или плохая? — оживился Василий.
— Скорее плохая.
— Жаль, — ответил Василий. — Если бы это было хорошей новостью, мы бы устроили праздник. Ну, а раз это новость плохая, — Василий хитро посмотрел на Артура, — мы устроим поминки.
И Василий заржал во все горло.
— Человек! — закричал Василий на весь зал ресторана отеля Наполеона. — Человек!
Официант с достоинством подошел к столику.
— Значит так. У нас здесь проминки, ты понял? И я хочу, чтобы моего друга проводили в последний путь по первому разряду. Давай тащи улитки по-лимузенски, мидии а-ля мариньер — это на закусочку. Фуа-гры побольше, от какого-нибудь пьяного гуся. И трюфели, трюфели неси, только не английские, а французские черные, понял?
Официант только молча кивал головой.
— Так, ну а пожрать давай антрекоты по-бретонски и котлетки «Софи». И устрицы, устрицы с черной икрой и побольше.
— Наливай, — весело крикнул Василий, показывая на бутылку «Камю», когда официант пошел выполнять заказ.
— А смысл? Она же безалкогольная, — усмехнулся Артур.
— Ну... Тут главное — обмануть себя. Я пью и абсолютно уверен, что она настоящая. И ты знаешь, потрясающий эффект. Я однажды так надрался, что меня выносили из этого зала. Не мог идти. Понимаешь? Тут главное научиться. Главное поверить. Поначалу конечно было тяжело, но потом пошло, как по маслу. Короче, будешь или нет?
— Нет. — Артур отодвинул хрустальную бутылку «Камю» двадцатилетней выдержки и налил лимонада.
Стол быстро накрывали несколько официантов, и постепенно он превращался в произведение искусства.
— Так кто, говоришь, умер? — снова спросил Василий.
— Я, — уже менее трагично отозвался Артур.
— Чтоб я так жил, как ты умер, — ответил Василий, поднимая с тарелки небольшого лобстера, фаршированного красной икрой.
— Ну, ты же все знаешь… Ты же знаешь, что и я, и ты клоны. А наши настоящие тела преданы земле.
— Да? — Василий со смешком посмотрел на Артура. — Значит, ты наслушался этого сумасшедшего Мортона и поверил?
— Почему сумасшедшего?
— Потому что он считает себя Атаром Мортона Хейлинга, ха-ха-ха!
Василий весело рассмеялся
— А этого не может быть? — осторожно спросил Артур.
— Да как же это может быть, если Мортон Хейлинг давно умер.
— А кто такой Хейлинг?
— Наш Мортон уверяет, что Хейлинг — это отец виртуальной реальности! Создатель матрицы!
— А на самом деле?
— На самом деле старик Хейлинг поставил телевизор на мотоцикл и создал прообраз будущего игрового автомата, и не более того. А теперь наш Мортон считает, что находится внутри большого компьютера. Видно серьезно спятил киношник… Лобстеры с икрой, — закричал Василий, — в компьютере! Ха-ха-ха.
— Бах, — он шлепнул по аппетитной попке проходящей мимо официантки. — И эта задница в компьютере. А я — «виндоус». А ты — «ворд».
Артур и сам понимал нелепость объяснений Мортона.
— Меня скачали с торрента! — кричал Василий.
— А я порнобаннер, — весело отвечал Артур.
Приятели и не заметили, как в зал вошел человек с черной бородкой, в черной камуфляжной форме и в черном, сдвинутом набок берете, на краю которого горела знакомая всему миру красная звезда.
Человек достал автомат и…
— Бежим!
Василий схватил Артура за руку и с неимоверной силой дернул с кресла.
Раздалась автоматная очередь.
— А, котлетные души! — кричал человек в черном. — А, рабы желудков, жирные твари! Получите, получите!
Он водил автоматом из стороны в сторону, и хрусталь на столах разлетался тысячами стеклянных шариков, словно пена океанской волны.
Артур упал под стол и быстро пополз к фонтану, находившемуся посреди зала.
Черт! Пуля зацепила плечо, и оно ужасно горело.
Он увидел Василия. Тот бежал что есть сил к двери кухни. Артур рванул за ним. Пули, как горячие капли, впивались в стены. Прыжок, еще прыжок — и наконец он за дверью. Впереди, тяжело дыша, бежал Василий. Они проскочили коридор, еще один, показалась уличная дверь холла. На песчаной площадке стояло такси. Водитель, открывая дверь для пожилой дамы, отошел чуть сторону. И Василий со всего размаху влетел на переднее сиденье. Артур заскочил следом. Взревел акселератор, и машина, выбрасывая из-под колес облака песка, рванула с места.
— Шлагбаум, — закричал Артур, но Василий уже не успевал свернуть. Раздался треск, скрежет, и планка шлагбаума отлетела в сторону.
На площадке царил хаос. Из песчаного облака показалась фигура человека в камуфляжном костюме, он вскинул автомат и… Огненная трасса, идущая прямо к заднему стеклу машины, — было последнее, что успел увидеть Артур.
14.05.2012 г. Москва
Советник закрыл дверь кабинета, оставив президента наедине с его грустными размышлениями. Что поделаешь, знание, возможно, — самая тяжелая ноша на земле. Груз знания редко дает повод для веселья.
Надо было спешить. Он вышел во двор Кремля, прошел мимо автомобилей, свернул за угол и оказался на небольшой вертолетной площадке. Уже через четверть часа он был на аэродроме Внуково. А еще через десять минут личный самолет советника взял курс на Париж. Он не любил летать. Но летать приходилось часто. Единственное, что спасало его от тревоги и скуки во время длительных перелетов — это книга. Вот и на этот раз советник достал электронный планшет и погрузился в чтение.
хх.хх. хххх г. Египет
Тысячи, десятки тысяч обнаженных людей, образовав гигантское кольцо, топтали желтый песок пустыни. То сжимаясь, то разжимаясь, это гигантское кольцо поднимало в небо огромный столб песчаной пыли. Пыль, подхватываемая порывами ветра, закручивалась в штопор и взвивалась высоко в голубое небо.
— Дождя, дождя, — просили тысячи голосов. — Дождя, — шептали люди пересохшими губами, — дождя, дождя.
Вот уже несколько недель в оазисах белой пустыни не было дождя. Посевы пожелтели, зерна осыпались с колосьев и засыхали на потрескавшейся земле.
— Глупцы,— изрек песчаный жрец Махамарез, взирая с высокого песчаного бархана на эти бессмысленные человеческие потуги. — Они никак не могут набить жратвой свои ненасытные желудки. Они мрут от голода и жажды, даже не подозревая, какой бездонный колодец находится рядом, совсем рядом. И всегда находился. Вместо того чтобы просить у богов туч, которые затмят солнце, им надо умалять богов, чтобы солнце светило на небе всегда, чтобы не исчезало. И чтобы не опускалась на землю предательская тьма. Необразованное стадо. Рабы. Солнце — вот единственный источник жизни, оно дарует свою божественную силу и травам, и злакам. Животные поглощают эту траву, получая мизерную часть той силы, что даровало ей солнце. А люди… Эти едят мясо животных, пользуясь остатками божественной силы.
Сам жрец никогда ничего не ел и не пил воды. И был силен и могуч, и мог посостязаться в силе с любым юношей. Но сила его расцветала только тогда, когда он находился в лучах солнца. Ночью энергия покидала его. Ночь всегда приносила кошмары, и не раз ему казалось, что он не доживет до восхода и не восстановит силы, которые возвращались к нему с первыми лучами солнца.
— Куда катится мир? Он должен вот-вот рухнуть. — Махамарез, с брезгливым выражением лица, смотрел на толпы варваров, что забыли и предали заветы, оставленные отцами. — Мир рухнет. Рухнет. И все это Египет. Ненавистный Египет. Когда-нибудь они построят пирамиду. Огромную пирамиду — себе, и могилу — всему человечеству. Они сотрут песком пустыни весь уклад предыдущей жизни. Они ловят и пытают жрецов солнца. Но самое страшное, они тоже поклоняются солнцу, поклоняются как идолу, не понимая, что оно означает и какой свет проливает на землю.
И тут пошел дождь.
Дрожь обиды прошла по телу жреца, и он начал медленно спускаться с золотистого песчаного бархана.
— Ар, Ар,— прокричал Махамарез.
Из-за бархана показалась голова мальчика.
— Ар, — обратился жрец к мальчику, — мы уходим.
— Но, учитель, я еще не достроил свой звездный мостик.
— Мы уходим, Ар. Достроишь в другом месте.
— Но, учитель, у меня почти получилось, я сумел соединить три опоры.
— Пойдем, Ар. Песок везде одинаков, и ты построишь свой мостик в другом месте. Все — песок, и все — из песка.
Они удалялись в пустыню от стен Города. Им не нужен был ни кров, ни пища. Они уходил в поисках иной пиши, той, что даровали им боги. Старый жрец вел за собой мальчика. Жрец твердо знал: ему во что бы то ни стало надо сохранить этого мальчика, Ара, то есть рожденного от солнца Ра. Сберечь его. Не отдать на растерзание безумной толпе язычников и варваров, что уничтожили мир куда более сильный и могучий, но беззащитный перед человеческой глупостью…
14.05.2012 г. Париж
— Алексей Германович, подлетаем,— сообщил пилот по общей связи.
Советник отложил книгу и задумался. Успеет ли? Как только открылась дверь самолета, советник спустился по трапу на плавящееся в лучах солнца асфальтовое поле аэродрома. И, спасаясь от ранней майской жары, быстро сел на заднее сиденье, стоявшего возле трапа лимузина.
…
— Господин президент, — советник посмотрел на французского президента и невольно улыбнулся. Президент увлеченно чистил пилочкой ноготь на правой руке. — Господин президент…
— Я слушаю вас, любезный. Слушаю и думаю, что… то, о чем вы просите, невозможно. Перенести саммит глав государств из Довиля в Биарриц сегодня, за восемь часов до его начала не-воз-мож-но, — протянул по слогам президент и посмотрел на сидевшего на диване директора Департамента Безопасности республики.
— Я правильно излагаю суть, господин Ван дер Перс?
Директор Департамента Безопасности, тучный мужчина лет шестидесяти, вежливо кивнул.
— Совершенно верно, господин президент. Это невозможно, в первую очередь, по соображениям безопасности.
— Вот видите...
— Именно по соображениям безопасности я и прошу перенести место проведения саммита, — вновь обратился советник к президенту. — По имеющейся у меня оперативной информации, которую предоставляет подразделение Интерпола...
От советника не ускользнула едва заметная улыбка на лице директора Департамента Безопасности.
— Так вот, согласно информации подразделения Интерпола «Гринвич»…
(Президент насторожился.)
— Просто необходимо перенести саммит в Биарриц.
— Подразделения «Гринвич»…. — Президент посмотрел в глаза советнику.
Последние события показывали, что все, связанное с этим подразделением, было очень серьезно. Множество происшествий мирового значения, о которых предупреждали аналитики подразделения, доказывали, что пренебрегать данными этого ведомства было бы крайне не разумно. А тут речь шла о безопасности пяти президентов ведущих мировых держав.
— Хорошо. Хорошо. — Президент встал из-за стола и подошел к карте Франции. Можно было подумать, что он изучает расстояние от Довиля до Биаррица. — А может быть, вообще отменить саммит, точнее перенести его на месяц или на два?
— Это невозможно.
— Я и сам понимаю, что это невозможно... Хорошо, советник, наша страна приложит все усилия для того, чтобы французский саммит глав пяти государств прошел на самом высоком уровне и в полном соответствиями с требованиями подразделения «Гринвич», — не глядя на директора Департамента Безопасности, произнес президент.
Советник встал.
— Во сколько вы прилетели в Париж? — поинтересовался президент.
— В десять утра.
— О, значит, вы еще не обедали?
Советник кивнул.
— Вот и хорошо, давайте пообедаем вместе.
— Спасибо, господин президент.
Они оба посмотрели на директора Департамента Безопасности.
— Всего хорошего, Франсуа, — сказал ему президент, вежливо кивнув.
— До свидания, господин Ван дер Перс, — присоединился советник.
Директор, не без труда поднявшись с дивана, попрощался и молча удалился. Его на обед не пригласили.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Мир песчаного жреца
Жар окутывал все тело. Перед глазами висел огненный шар, от которого отделялись горящие капли и падали на лицо, на плечи, на живот, причиняя мучительную боль. Сквозь туманную пелену Артур различал чьи-то лица, чьи-то голоса, но не мог разобрать ни единого слова.
— Не жилец. — Василий поднес к губам Артура зеркало, оно не запотевало. — Не жилец, — повторил Василий.
— Подожди, — рядом стоял худой, бородатый мужчина. Он наклонился к Артуру и буквально впился в него глазами. Его горящий взгляд из-под густых, покрытых сединой бровей, казалось, пронизывал юношу насквозь…
Артур видел голубое небо и белые облака так, словно смотрел из-под воды. Изо всех сил он тянулся наверх. К воздуху, к воздуху ближе и ближе, вот уже видна поверхность… Наконец он вырвался, сделал огромный вдох и — чуть не столкнулся с морщинистым лицом мужчины, склонившегося над ним. Голубое небо съежилось и осталось только в зрачках этих пронизывающих глаз, а облака растворились в их белках.
— Что? Что? — почти беззвучно произнес Артур.
— Все будет хорошо. Лежи.
Потянулись долгие дни болезни. Артур то впадал в забытье, то вдруг ощущал необыкновенную ясность сознания. Он помнил, как убегал от кого-то, помнил, что его ранили. Иногда он видел незнакомца, готовившего ему еду. Он кормил Артура и уходил. И снова тянулись пустые, ни чем не наполненные часы. Время словно исчезло для Артура, оно перестало иметь значение. Он ничего не ждал, ни к чему не стремился, ни одного желания не возникало в его больном мозгу. Даже Акфа казалась далекой, выдуманной героиней его детских мечтаний.
Он почти не ощущал своего тела. Зачем он здесь? Кто в него стрелял? И можно ли убить клона, если он клон? Если он клон, то зачем ему вообще тело? Что, копия не может существовать сама по себе? Предположим, и правда, тот Артур погиб. Но куда он попал? В ад? В рай? Значит, после смерти есть жизнь? И смерть — это еще не конец? Но Артур не верил в Бога. И ходил в церковь только с матерью, только для того, чтобы ее не расстраивать. Мортон говорил, что он не просто копия, а цифровая копия. Неужели правда, всю информацию его мозга скопировали на жесткий диск или на флешку, и этот набор цифр мыслит и, следовательно, существует? Цифровой клон. Фантастика. И весь этот мир существует лишь в чьем-то компьютере? Каким же должен быть этот компьютер? Где находится? Но его же ранили, едва не убили. Он чувствует свое тело. Зачем в компьютере кожа и мясо? Разве мысли нужна телесная оболочка?
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Виртуальная реальность)
Артур уставал, ясность сознания исчезала, и он снова впадал в забытье.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Замок Иф
— Вы чуть не убили его, сумасшедшие. Вы совсем рехнулись? Кто вам дал право убивать? — Женщина возмущенно размахивала руками. — Вы кто, боги? Вы кем себя возомнили? Вы что спятили? Это же Атар! Понимаете, Атар!
— Я выполнял приказ, — с достоинством ответил ей мужчина в черном берете с красной звездой.
— А вас и не спрашивают.
Женщина брезгливо посмотрела на человека в черном.
— Я к вам обращаюсь. — Она перевела взгляд на четырех мужчин, сидевших напротив нее и снова съязвила: — Вы возомнили себя богами?
— Не орите, вы не на митинге, — ответил ей тот, что сидел ближе всех. Его маленькие глазки смотрели с подозрением и неприязнью. — Он опасен. О-па-сен, — произнес мужчина по слогам.
— Но мы договорились только ограничить его деятельность, — снова закричала женщина. — Ограничить, а не ликвидировать!
— А я что сделал? Именно это я и сделал, — громко пробасил киллер в берете Че Гевары.
— Но вы чуть…
— Чуть не считается.
— Да, риск был. Но если он опасен, то и поступать следует жестко. Мы тут не в игрушки играем. На кон поставлена судьба долины.
— Да кому нужна эта долина? — вставил мужчина в черном.
— Замолчите, — произнес молчавший до этого мужчина с огромной бородой как у Карабаса-Барабаса.
Все примолкли.
— Мы четко, в кратчайшие сроки и максимально правильно выполнили принятое нами решение. И ты, Лиза, — он обратился к женщине, — не кричи. Мы действительно не в игрушки играем. Ограничили — и хорошо. Нужно будет ликвидировать — ликвидируем. А сейчас главное понять и проанализировать, что произошло. Джон, — Карабас, которого здесь, видимо, уважали и признавали его право распоряжаться, обратился к мужчине в строгом английском костюме, — вы будете координатором группы. Ваша задача собирать сведения и контролировать каждый его шаг.
— Хорошо, — ответил мужчина.— Люблю быть главным.
— Лиза, — бородатый посмотрел на женщину, — вам предстоит как можно ближе познакомиться с гостем. Вам ясно?
— Куда уж яснее, — засмеялся Джон, посмотрев на женщину, которая, впрочем, никак не отреагировала на его сальный выпад.
— Но чуть позже, — лукаво усмехнулся бородач. — Все, вы можете идти.
Лиза и Джон поднялись и молча вышли из помещения.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Мир песчаного жреца
Артур довольно быстро шел на поправку. Он уже вставал и даже сам готовил себе еду. Он обследовал квартиру, в которой находился. Это было довольно странное помещение. В нем не было окон, ни одного — глухие стены. Двери были, но, открыв одну из них, он обнаружил за ней такую же глухую стену. Потолка не было вовсе и раскаленное желтое солнце все время висело над головой в безоблачном небе. Но больше всего Артура шокировала люстра. Она была, висела, как и положено, посередине комнаты, но не была ни к чему прикреплена.
Однажды Артур уже видел нечто подобное в сувенирном магазине. В воздухе висел водопроводный кран, а из него в небольшую белую раковину текла мощная струя воды. К чему крепился кран и откуда текла вода, было абсолютно не понятно. Загадка решалась очень просто. Кран держался на стеклянной трубке, по которой текла вода. Вода поднималась внутри трубки снизу, а стекала по наружной поверхности, поэтому саму трубку не было видно. «Надо же, — подумал тогда Артур, —кажется невозможным, сверхъестественным, а объясняется так просто».
Артур встал на стул и провел рукой над люстрой. Рука не встретила никакого препятствия, люстра висела в воздухе.
Когда пришел хозяин, он спросил его, как крепится люстра.
— Да, я не очень хороший строитель, — ответил тот. — Как сумел, так и построил.
Больше он ничего не объяснил.
Артур лежал и целыми днями думал. Хотя, что значит днями, если солнце не заходило ни на минуту. Он по-прежнему стояло высоко в зените, недвижимое и бесстрастное.
Однажды в его лепрозории — так Артур окрестил свое жилище — появился Мортон.
— Мортон, скажите, зачем клону тело? Нельзя было скопировать меня на флешку?
Мортон внимательно посмотрел на Артура.
— Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас сел и начал тебе это объяснять?
Нет, лекцию по философии Артур сейчас не выдержал бы.
— Нет, ну в двух словах.
— Привычка. Твое сознание привыкло часть информации тратить на управление телом. Ведь оно довольно долго работало на оригинал. Без тела тебе было бы не комфортно. К тому же скучновато. Ты, как я понял, любишь вкусно поесть.
— Это не я, это Василий.
— Ну, не важно. В компьютере все действие происходит благодаря триггеру, заменяющему ноль на единичку, а единичку на ноль. Это простейшее действие лежит в основе всего виртуального мира. Именно последовательность нулей и единичек формирует все, что ты видишь на экране монитора. И все, даже самые великие умы Земли, изучали и изучают устройство монитора, только монитора, пытаясь понять законы изображения. Но вот кто-то самый умный добрался до провода, соединяющего монитор с системным блоком. А там и тайны никакой нет. Просто миллиарды миллиардов тригеров, заменяющих нули на единички. Ты видишь на экране монитора поля и луга, горы и города, людей и животных. На самом деле, как ты понимаешь, в компьютере этого ничего нет. Только информация. Только нули и единички. А твои мысли, разве это не те же нули и единички…
— И это все?
— Пока да. Хватит тебе и этого. В основе мира лежит информация.
Мортон отошел от постели Артура и посмотрел на висевшую в воздухе люстру. Ну не рассказывать же двадцатилетнему мальчишке про суперпозицию и нелокальную запутанность, про крах постоянной Планка и про дуализм микромира, про телепатию Эйнштейна и про кота Шредингера. Не забивать же ему мозги тем, что роль тригера может играть квант.
— Так что добро пожаловать, парень, в виртуальное пространство Долины ОСС.
— А зачем в меня стреляли? — тихо спросил Артур.
Он осторожно подошел к вопросу, который мучил его. Он боялся его задавать, боялся услышать ответ. И, честно говоря, этот вопрос мучил его куда больше, чем какая-то заумь про виртуальное пространство.
— Никто не знает, как ты сюда попал.
— И поэтому в меня стреляли?
— Не знаю.
— А кто это был?
— Кто, кто… Че Гевара.
— Кто? — Артур даже подпрыгнул на кровати. — Какой Че Гевара?
— Обычный Че Гевара, точнее его клон.
— Бред. Че Гевара давно умер.
— А ты?
— Я? — Артур рассмеялся.— Я пока еще нет. Че Гевара… Может, у вас тут еще и Гитлер есть?
— Есть.
— И Мао Цзэдун?
— Есть, есть.
— А Юлий Цезарь?
Мортон кивнул.
— И Наполеон, конечно?
— Да.
Артур весело рассмеялся.
— А я в палате номер шесть. Я, пожалуй, буду этим… ну как его… монголом.
— Чингисханом?
— Точно.
— Уже есть.
Артур опять рассмеялся.
— И зачем они все здесь?
Мортон пожал плечами…
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Есть ли ценность в людях?)
Тянулись бесконечные дни… Артур все же решил не отказываться от привычного времяисчисления и ставил палочки на стене своего убежища, отмеряя время по собственным ощущениям. Впрочем, исписав всю стену, он бросил это занятие. Какой смысл? День, один нескончаемый день — превратился в вечность.
Однажды Артур все же нашел дверь, за которой не было стены, но выйти не решился. Он решил дождаться хозяина, так он теперь называл своего спасителя. Этот молчаливый худощавый мужчина вызывал у него уважение. Он ходил, завернутый в желтую тунику, из-под которой виднелись рваные джинсы, был бос, лыс и бородат. Кожа его была бледно-желтого цвета, словно выгоревшая на солнце бумага.
— Можно мне выйти? — спросил он хозяина, когда тот появился.
— Можно.
Артур подошел к двери и открыл ее. Он увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Ничего. Настоящее ничего. Только солнце и небо. Полная тишина.
— Что это?
— Это мой мир, — ответил хозяин.
— Вы бог?
— Я программист из Каира.
— Вы здесь живете?
— Да.
— Но здесь ничего нет.
— Лично мне ничего не надо. А тебе чего не хватает?
— Ну, домов, улиц, людей.
— Которые в тебя стреляют?
— Да… — Артур призадумался.
Уж лучше ничего, чем автоматы.
И снова тянулось время. Хозяин почти не приходил, лишь изредка приносил Артуру воды и еды. Еда была скромная. Проращенные зерна пшеницы или бобы, реже — лепешки. Однажды он принес рыбу. Еды было мало, но хватало. Артур после ранения почти ничего не ел. Сначала очень сильно мешало солнце над головой. Но у хозяина в доме не нашлось никакой тряпки, чтобы прикрыться, а потом Артур привык и засыпал при ярком солнечном свете. Он, кстати, заметил, что спать стал куда меньше, чем раньше, и перестал видеть сны. Он быстро шел на поправку и набирался сил. Но вместе с силами прибывала и какая-то странная пустота. С каждым днем все больше и больше его охватывала тоска и безучастность. Безучастность ко всему, что с ним произошло. Словно бабочка запеленатая в кокон, он тихо и бессмысленно проводил время. Равнодушие стало его обычным состоянием. Нет цели, нет желаний. И даже разбираться ни в чем не хочется. Какой смысл? Он умер. И если есть жизнь после смерти, похоже, она еще более бессмысленна, чем прежняя, земная. Время остановилось и остановило желания. Ничего не хотелось.
Однажды хозяин, войдя в дом, обратился к Артуру:
— Иди, посмотри, что я для тебя сделал.
Артур вышел из дома и увидел пустыню. Настоящую пустыню с желтыми песчаными барханами, дрожащими в мареве раскаленного воздуха. Песок простирался до самого горизонта. И над песком висело солнце и голубое небо. Без единого облачка. Эта пустыня показалась Артуру самым красивым, самым многогранным и самым величественным пейзажем из всех, что он когда-либо видел. Он не ожидал, что простой желтый песок может быть так красив и так обрадует его.
Теперь он все время проводил на улице. Строил песчаные замки, копал тоннели. Песок был сухой, поэтому постройки получались очень простыми, условными. Но и это радовало его, как ребенка. Он строил крепости и города, и хотя это были всего лишь горки песка и неглубокие ямки, Артур видел в них дома и цитадели, стены и бойницы. Иногда горки песка превращались в его воображении в целые миры, а ямки — в океаны, кишащие глубоководными обитателями и морскими чудищами. Песок оказался идеальным строительным материалом! Маленькие однородные песчинки позволяли создавать любые объекты. Все было песком, и все было из песка. Даже небо и солнце казались ему порой сделанными из песка, только очень, очень давно. И казалось, проведи по тончайшему голубому слою, и за ним окажется песчаный купол.
Хозяин тоже все время проводил на улице. Он либо сидел на песчаном бархане, либо лежал на вершине черной скалы, возвышающейся недалеко от дома. Он почти не вставал. Артур даже не знал, ест ли он когда-нибудь или нет. И сколько времени он может провести без воды? Хотя само понятие времени в этой безмолвной пустыне совершенно размывалось. Время перестало иметь значение. Оно стало бессмысленным понятием. Солнце всегда было в зените. Дел никаких не было, сон был коротким, есть почти не хотелось, но самое главное не было никаких желаний, ни зова тела, ни зова души. Песок.
—Уничтожь желания и обретешь свободу! — как-то сказал ему старик. Потом помолчал, подумал и добавил: — Так сказал Конфуций, но он не прав. Уничтожь желания и обретешь цель. Вот так будет правильнее. — И старик вновь погрузился в молчание.
«Какая цель может быть у человека, сознание которого находится вне земли? — подумал Артур. И ответ получался простым: — Внеземная. Что за внеземная цель? На земле-то не разобраться с земными целями, а тут — внеземная. Бред какой-то».
— Хозяин, — начал было Артур, подумав, что наконец наступило время для ответов на вопросы, которые он без конца задавал себе. — О чем ты думаешь?
Вместо ответа старик указал на горизонт.
Артур посмотрел и не поверил своим глазам. Среди барханов, то скрываясь, то появляясь вновь, двигался поезд. Самый настоящий поезд. Вагончики зеленого цвета, тупой нос локомотива. «Поезд, — удивился Артур. Это надо же. Он уже отвык от таких картин. — Поезд!» И ощущение жизни, почти угасшее, вдруг нахлынуло и затопило все существо Артура.
Поезд промчался в пяти метрах. И замелькали вагоны, окна, лица. В поезде были люди. ЛЮДИ! И Артур вспомнил, как однажды он ехал из Владивостока в Москву. Ехал зайцем и спал под нижней боковой полкой. Рано утром проводница, подметая пол, отодвинула чемодан и мокрой шваброй стала полоскать прямо по животу. Она даже не поняла, что под полкой кто-то есть. Но Артур вылез сам и со слезами на глазах пошел сдаваться бригадиру. Семь дней. Это целая жизнь. Семь дней он ехал, работая ночным проводником. Люди входили и выходили, ели куриные яйца, помидоры, завернутые в фольгу. Мужики пили водку и на каждой станции бегали за пивом. Водку продавала проводница, а пиво было для полировочки. Кто-то отставал, кто-то пел, кто-то спал. Рыжая баба умоляла переселить ее подальше от туалета, ее мучила астма. На пятый или на шестой день пожилой грузин уломал-таки простушку из Уфы уединиться в купе.
— Артур, дарагой, пусти в купе на часик, мнэ с дэвушкой поговорить надо.
Девица весело и бесстыже смотрела на Артура.
Ночью завыла беременная тетка. Нашли врача. Тетка родила. Девочку. На утро все шло своим чередом. Глухонемые продавали порнографические карты. Старик пенсионер кормил собаку в тамбуре. Толстяк тупо смотрел в окно. Жизнь. Шла настоящая жизнь. И Артуру казалось, что эти люди уже и не знают, куда они едут. Они едут давно, очень давно. Когда-то они сели в этот поезд, зная, куда едут. Но потом забыли. Они жили, ели, ругались, рождались, умирали, бились за хорошие места, за купейные вагоны, за СВ. Они чудачили, рисковали, учились, врали, воровали. И все только для того, чтобы ехать, ехать и ехать. Хорошо бы в люксе. Еще лучше в ресторане. Одни трудились в поте лица, другим хватало созерцания заоконного пейзажа, но никто — никто! — уже не знал, куда едет поезд, куда ведет эта дорога и кто ее построил? Да никто и не думал об этом. Не до того.
— Я думаю… — сказал хозяин песка.
— О чем?
— О том, куда едет этот поезд…
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Куда движется поезд?)
И снова медленно потянулось ничего. Ничего. Впрочем, у Артура все лучше и лучше получались песчаные строения, он уже мог создавать целые города из песка. Он научился работать с крупицами, из которых состоял песок. Крупицы песка были квантами этого мира.
Однажды Артур сел рядом со стариком, сложил, как и он, ноги в позу лотоса, поднял лицо к солнцу и застыл, словно скала, погруженная в песок.
Времени нет, времени нет, все происходит сразу и одновременно, все во мне — и прошлое, и настоящее, и будущее.
Артур чувствовал, как он растворяется в песке, как превращается в песок, как становится песчинкой в этом огромном, бескрайнем море песка… Он песчинка. Песчинка одна из многих… Одна из многих… Он такой же маленький, такой же одинаковый. Он часть этого целого. Часть океана песка, часть его души, его сознания. Он песок, желтый песок мироздания.
Вдруг Артур почувствовал прикосновение. Да, да, легкое прикосновение. Он почувствовал слабое дыхание возле своего лица. Легкий запах молока и распускающихся почек.
Так пахла только она — Акфа.
— Акфа. — Он поднял руки и почувствовал упругую мягкую бархатистую кожу. Он обнял ее и прижал к себе. Небольшие упругие грудки с набухшими сосками прижались к его телу.
—Ах, — легкий вздох. Ее волосы скользнули по его плечам, руки ощутили округлые бедра.
— Акфа, Акфа. — Теплые молочные мягкие губы коснулись его губ. Кружилась голова. Он откинулся на песок и почувствовал на себе все ее тело, легкое, безупречное. Пальцы скользили по ее коже.
— Акфа, Акфа. — Он чувствовал, как напряглось все его тело, как взламывало его необузданное первобытное желание. Сердце бешено колотилось. Он перевернулся и, уложив ее на песок, — очнулся.
Ничего. Никого. Но впечатление было настолько сильным, что он мог поклясться: это был не сон, он обнимал Акфу не во сне. Это был не сон, не мираж, а реальность. Хотя, что в этом мире сон, что мираж, а что реальность? Но он был с Акфой, он все еще чувствовал на своем лице ее горячее дыхание. А руки еще продолжали сжимать нежное упругое тело.
— Я хочу выбраться отсюда! — закричал Артур. — Я хочу, я хочу!
Но в пустыне ничто не шелохнулось и не дрогнуло.
Он подбежал к хозяину.
— Выпустите меня отсюда, выпустите, пожалуйста! Ну зачем я вам нужен, отпустите меня! — Артур плакал навзрыд, не стесняясь своих слез. — Отпустите меня! — кричал он, барабаня по сухой спине мужчины.
Но тот молчал и не сопротивлялся.
Артур оттолкнул хозяина и побежал по пустыне. Бежать по барханам, утопая в песке, было тяжело. Он проваливался по колено и с трудом выбирался из песка. Подъем сменился склоном. Вниз бежать было легче, чем вверх. Он бежал и бежал. Падал и снова поднимался, и снова бежал. Казалось, он убежал далеко. Через какое-то время он обернулся. Дом, хозяин и скала оказались прямо за его спиной, как будто он не пробежал и десяти метров. Он снова побежал, но упал и обессиленный вновь обернулся и опять — скала, дом и его хозяин были рядом.
— Ты можешь уйти, вот твоя одежда, — хозяин протянул Артуру шорты и футболку.
Футболка и шорты были в крови.
— Это твоя кровь. У меня нет другой футболки и других шорт. В таком виде тебе нельзя появляться в Долине ОСС. И еще тебе нельзя там пользоваться своей карточкой, тебя сразу обнаружат. Я выбросил ее.
— Но почему меня должны обнаружить? — не вытерпел Артур, зная, что хозяин все равно не ответит.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Биарриц
Не было ни вспышки, ни звука — ничего, что хоть как-то указало бы на перемену пространства вокруг. Просто он стоял на узкой улочке Биаррица, а мимо шли туристы, с недоумением рассматривая его рваную футболку и пятна крови на ней.
— Цель… Да, цель! О чем там говорил хозяин? Уничтожь желания — увидишь цель? Нет, этот хрен чего-то перепутал. Появилось желание — появилась цель. Домой! Я хочу домой! Я должен вернуться обратно, где бы я ни находился!
Впервые за все время пребывания в новом мире Артур ощутил себя сильным и уверенным. Пропали растерянность и страх.
— Надо найти выход, надо найти выход. Он должен быть! Всегда и везде, должен быть выход! — Мозг Артура работал лихорадочно ясно.
Он вбежал в первый попавшийся магазин, где продавались пляжные безделушки, шляпки, зонты, ласты.
— Бонжур, мадам, мне нужна футболка и шорты. Пожалуйста! Но у меня нет карты и наличности. Вы не могли бы дать мне в долг, а я обязательно занесу деньги позже.
Девушка-продавщица стояла не шевелясь и не сводя глаз с пятен крови на одежде Артура.
— Что это?
— Да ерунда, упал с велосипеда.
— В красную краску?
— Ну да... Да, да, там красили ставни, и я, представляете, сбил лестницу вместе с маляром, и на меня свалилось целое ведро красной краски.
Девушка кокетливо хихикнула и пошла выбирать Артуру одежду.
— Большое вам спасибо, мерси. Я принесу деньги в ближайшее время, прямо сегодня.
— Оревуа.
— Оревуа.
Артур вышел из магазина совсем другим человеком.
Так, первым делом нужно разобраться в ситуации. Найти Василия. Он сказал, что живет в отеле Наполеона… Нет, в отель идти нельзя.
Тоже мне хорош дружок, даже не появился ни разу. Значит, отель отпадает. Можно пройтись по ресторанам, но их здесь сотни, и неизвестно в каком заседает Василий. Хорошо… Люди! Вот их сколько. Нужно расспросить людей.
Не зря Артур был сыном главного редактора крупнейшей московской газеты. Он еще в детском саду играл с отцом в журналистов. А с пятого класса уже работал в детской газете внештатным корреспондентом.
Нужно опросить людей. Он огляделся по сторонам. Вон в бистро скучающий бармен, годится. Во-первых, он местный, во-вторых, скучает и будет рад поболтать.
— Добрый день, месье.
— Са ва. Что-нибудь выпьете?
— Черт… — Артур вспомнил слова старика. — Извините, я забыл карточку и наличность, как-нибудь в другой раз.
Бармен равнодушно посмотрел на Артура.
Первый блин комом.
Ну, ничего. На небольшой террасе на скамейке сидел пожилой мужчина в парусиновых брюках и темной фетровой шляпе. На отдыхающего не похож — в мае туристы уже ходят в шортах, а этому еще холодно. Значит, местный.
Артур подошел к пожилому господину и представился:
— Журналист газеты «Фигаро» Артур Венуа. Мы проводим опрос среди жителей Биаррица. Есть ли у вас пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов?
— Конечно, с радостью отвечу, молодой человек.
— Скажите, вас не смущает солнце?
— А почему меня должно смущать солнце?
— Оно не заходит.
— Что значит «не заходит»?
— Ну, ночью тоже светит.
— Вы решили меня разыграть? Я конечно старый пенс, однако в маразм еще не впал.
— Отлично. Ну а что вы делали вчера?
— Вчера, — собеседник задумался. — Вчера я… читал газету, гулял вдоль океана. Что за странный вопрос, что я делал вчера? Я пенсионер и совершенно не обязан ничего делать, я, слава богу, потрудился на эту страну. Хватит. Пусть теперь другие горбатятся! А то вздумали… и вы наверно туда же… увеличивать пенсионный возраст. Что они себе думают? Пусть бы сначала попахали с мое. Я, между прочим, платил в накопительный пенсионный фонд и лишних два года вкалывать не собираюсь…
Пожилой мужчина покраснел и даже вспотел от напряжения.
— Вы об этом хотели поговорить? Все интервью закончено! Катитесь отсюда.
Артур не ожидал такой прыти от пожилого и, судя по всему, вполне миролюбивого господина.
Он увидел молодую женщину с огромной копной рыжих волос, в ярком цветастом платье. Женщина несла в руках несколько пакетов с продуктами из популярного магазина «БАБ 2».
— Добрый день.
— Са ва, месье.
— Я журналист газеты «Фигаро» Артур Венуа. Мы проводим опрос среди жителей Биаррица. Есть ли у вас пара минут, чтобы ответить на несколько вопросив?
— Если вы поможете мне.
— С удовольствием, мадам. — Артур забрал у женщины несколько пакетов. — Скажите, в последнее время вы замечали что-нибудь странное в небе Биаррица?
— Да-да, конечно. — Женщина даже остановилась, краска залила ее веснушчатое лицо. — Да, и я собиралась, как раз собиралась, обратиться в какую-нибудь газету. Но, — она показала на сумки с продуктами, — все, знаете ли, некогда... А вы что, — женщина посмотрела Артуру в глаза, — вы тоже в курсе?
— Конечно, это же сразу видно, это должны замечать все. Меня удивляет, почему этого не замечают другие.
— Абсолютно с вами согласна. Как вас зовут?
— Артур Венуа, — вновь представился он.
— А меня Ела Сигале. Очень приятно, — она протянула Артуру руку.
Артур поставил тяжелые сумки с продуктами на тротуар и пожал руку женщине.
— Это невероятно. Они прилетали.
— Кто? — растерялся Артур.
— Как кто? Они. Я видела огни, зеленый и красный. Они двигались по небу и зависли прямо над моим домом.
— И когда это было?
— Когда? — Женщина на секунду задумалась. — Нет, не могу вспомнить когда. Но то, что прилетали, помню точно. Абсолютно точно. Я думаю, они хотят меня забрать отсюда.
— А вам здесь плохо?
— Да что вы, нет, мне здесь очень хорошо. Но они хотят меня забрать, я это чувствую.
— Скажите, а вас не смущает солнце?
— Нет, солнце меня совершенно не смущает. А что солнце? Что с солнцем? Почему оно должно меня смущать?
— Но оно не заходит.
— Куда не заходит?
— За горизонт.
— И давно? — женщина удивленно посмотрела на Артура
— Да никогда не заходит.
— Нет, я спрашиваю у вас давно это?
— Несколько месяцев, я полагаю. Я точно не могу сказать. Часов здесь ни у кого нет, а солнце не заходит за горизонт и…
Женщина перебила:
— Скажите юноша, а можно посмотреть ваше удостоверение журналиста?
Артур пошарил по карманам.
— Вы знаете, я его забыл…
— Понятно. Слушайте, идите-ка вы своей дорогой и отдайте сейчас же мои сумки.
Она с силой вырвала пакеты из рук Артура.
— К доктору обратись. Сумасшедший, — крикнула она и быстро зашагала прочь.
В течение нескольких часов Артур подходил еще к нескольким прохожим, но результат был один и тот же.
У всех все было хорошо. Жизнь шла своим чередом. Кто-то работал, кто-то отдыхал. Люди шли в магазин за покупками или в гости к друзьям. Все улыбались и не замечали никаких странностей. И только один вопрос вызывал у всех небольшое затруднение — когда Артур спрашивал, который час.
Юноша вспомнил священника из русской православной церкви. Он должен его найти. Этот человек знает Артура с детства. Он все объяснит.
— Да, сударь мой, люди живут одним днем. Они не заглядывают в день завтрашний, не вспоминают о вчерашнем. Их жизнь, словно заезженная пластинка. Пластинка крутится, а игла прыгает на месте, воспроизводя одно и то же слово из песни. Так и люди — они учатся, ищут, мечтают, а потом — раз, и застряла игла. И песня не звучит. Лишь игла прыгает по пластинке, повторяя одно и то же. День похож на день, год на год. А потом в один прекрасный момент игла, скрипя по винилу, сползает на край пластинки и останавливается. Смерть… Вам этого не понять, вы очень молоды.
— Нет, нет, я понимаю.
— У вас есть дома проигрыватель с виниловыми пластинками?
— Да, у отца.
— И вы слушаете?
— Случается.
— Вы эстет. Сейчас все перешли на цифру. Там игла, конечно, не заедает, но и пластинка не крутится.
Священник посмотрел вверх на купол церкви.
— Вот так и жизнь человека, как не спетая песня. Работа, жена, котлеты. Работа, жена, котлеты. Люди потеряли цель. Потеряли смысл существования. Даже свои животные инстинкты они удовлетворяют тихо, в меру, не спеша. С понедельника по пятницу сидят в пластиковых офисах. По субботам делают детей, прости господи, — священник перекрестился, — по воскресеньям пьют пиво, а с понедельника… — священник вздохнул, — все сначала. Они и в церковь приходят чего-нибудь просить. Кто здоровья выпрашивает, кто мужа, кто и вовсе денег. А за прощением никто не приходит. Прощение никому не нужно.
— Вы помните меня? — спросил Артур священника.
— Конечно, юноша. Я вас помню. Я всех помню.
Сам Артур священника не узнавал.
— Я помню всех заблудших овец своей паствы. Всех, кому нужно испрашивать прощения пред ликом Бога.
— Прекрасная погода сегодня, — перебил Артур.
— Да. Великолепное солнце. В Биаррице в это время года всегда прекрасная погода.
— А вечерами какие закаты… — начал Артур осторожно.
— Да, да, замечательные закаты. Я обожаю, прогуливаясь по променаду Шаляпина, любоваться закатами. Солнце так величественно опускается в бездну океана…
Значит, все хорошо. Значит, у всех все хорошо. Значит, только у него, у Артура, что-то с головой. Значит, солнце не заходит только у него. В Париж не уехать только ему. Че Гевара гоняется только за ним. А у всех остальных все в порядке. Работа, дети, пиво, церковь.
— А я хочу, — закричал Артур, — я хочу каждый день к девяти ходить на работу, я хочу жениться, хочу детей, хочу пива по воскресеньям и секса по субботам! Я хочу толстый живот и лысину во всю голову! Я хочу не думать о будущем и не вспоминать о прошлом. Я хочу быть таким же, как все. Черт с ним, с солнцем. Все не замечают, и я не буду замечать. Пусть висит. Ведь научился же Василий пьянеть от безалкогольной водки, и я научусь не замечать висящего в зените по ночам солнца. И Париж! На что он мне сдался? В Биаррице есть все. Все. И я хочу как все… Акфа, — тут он запнулся. — А что Акфа? Она тоже растолстеет, наденет халат на свою толстую негритянскую задницу и будет собирать по всей квартире мои разбросанные носки, и будет ворчать изо дня в день, почему я не вбил в стенку гвоздь, и не повесил портрет Анжелы Дэвис на дверь в туалете.
Он шел и кричал на всю улицу, не обращая внимания на прохожих, которые с любопытством и удивлением смотрели на него.
— И цель! Да я хочу иметь цель. У меня будет цель. Я съем за все свою жизнь четыреста котлет, нет пятьсот котлет! Ура! Даешь пятьсот котлет! Кто больше? Кто съест шестьсот, семьсот котлет? Чья жизнь лучше? Кто самый-самый? Ладно, тысячу котлет и футбольный клуб Челси. Ура! Вот моя цель.
Голодный и вконец измученный Артур добрался до пляжа. Сухой горячий песок приятно согревал исцарапанные об асфальт ноги. Артур скинул одежду, бросился в океанскую волну.
И столкнулся с чем-то большим, живым и страшным.
«Акула, — мелькнуло в мозгу. — Акула!» Артур дернулся, оттолкнул руками упругое шершавое тело и сам получил мощный толчок в бок чем-то твердым и острым. Собрав все силы, он оттолкнулся ногами от страшного тела и встал на песок.
— Ты что, придурок? — услышал он рядом с собой возмущенный женский голос. — Ты что?
Рядом с ним плавала девушка, облаченная в мокрый гидрокостюм серфингиста.
— Ты чего толкаешься? — Девушка веревкой подтягивала большой пластмассовый серфинг. — Сумасшедший.
Артур отдышался.
— Простите, я вас не заметил. Я… — Артур не знал, что сказать.
Девушка примирительно улыбнулась, видя его смущение.
— Что подумал, акула? Новички боятся акул, хотя в этих местах их никогда не бывает. Вода-то холодная.
— Я не новичок,— обиженно произнес Артур.
— Да? Чего же тогда испугался?
— Сам не знаю.
— Хочешь? — Девушка показала ему на серфинг.
Артуру совершенно не хотелось кататься, но отказаться в такой ситуации он не мог.
— Давай.
Он лег на серфинг, пристегнул канатик к ноге и погреб к ближайшему рифу.
Волны в Биаррице всегда были отличными, а в мае так, пожалуй, и лучшими. Артур ловко вскочил на доску и, набирая скорость, вошел под гребень волны. Через несколько минут он освоился, а еще через минуту борьба с волной захватила его. Он с большим мастерством то взмывал на гребни, то влетал в водный туннель, то выходил на волну, то спускался с нее.
Что ж, разрядка получилась отличной. Уже без тени уныния он вышел из океанской воды и, положив на песок серфинг, устроился рядом с его хозяйкой. Девушка заинтересованно посмотрела на Артура. Взгляд был не то чтобы откровенным, но, обладая соответствующим опытом, можно было прочитать в этом взгляде все желания девушки. Артур таким опытом не обладал. Он понимал лишь, что показал неплохой класс. Хотя мысль о том, что девушка наблюдает за ним с берега, ужасно мешала кататься.
— Анри, — произнесла девушка. — Меня зовут Анри.
— Артур.
— Ты отлично катаешься. Давно?
— С детства.
— А я только второй год.
«Ну-ну, — с грустью, подумал Артур, — второй год…»
— Как тебе солнце?
— Отличное солнце.
«Понятно. Эта тоже не замечает. Однодневка».
Она уже сняла с себя черный гидрокостюм и лежала на песке в ярком желтом купальнике. Светлые волосы были почти сухими и лишь на плечах еще светились хрустальными огоньками капли воды.
— Хочешь? — Анри протянула Артуру узкий длинный багет в бумажном пакете.
— Еще как. Голоден, как зверь.
— Ты откуда приехал? — спросила Анри.
— Из Парижа. А вообще я из России. А ты?
— Я? — девушка грустно улыбнулась. — Я местная.
— Расскажи мне про Биарриц.
Анри посмотрела на него, пододвинулась и, приблизившись к самым губам Артура, медленно и осторожно поцеловала его.
Он почувствовал запах ее кожи, влажные мягкие губы, но на поцелуй не ответил. Он еще не понимал, что произошло, когда тяжелая и горячая волна уже захватила его целиком.
— Акфа, — прошептал Артур, — Акфа…
Анри отпрянула, внимательно посмотрела на парня и с доброй улыбкой произнесла:
— Понятно… Держи, красавчик. — Она протянула ему кусок свежего белого хлеба и, легко поднявшись, побежала к морю.
14.05.2012. Париж
После обеда с президентом Франции советник вновь отправился в аэропорт. Его сверхзвуковая ласточка стояла на гигантском поле возле правительственного терминала аэропорта Шарля де Голля и казалась крошечной птичкой среди огромных аэробусов эскадрильи правительства Франции. Советник молодцевато взбежал по трехступенчатому трапу в самолет.
— В Биарриц, Петрович, — приветливо обратился он к пилоту и устроился в своем любимом кресле возле иллюминатора. Казалось бы, после разговора с президентом надо было многое обдумать, проанализировать, но советника, как мальчишку, захватил сюжет книжки, которую он читал с самого утра.
хх.хх.хххх г. Египет
Мальчика звали Ра. Так он назвался, когда начал говорить. Но Махамарез не решился так его называть — это сочли бы богохульством. Да и сам Махамарез не мог звать его этим именем. Ра — солнце. Ра — великая сила. Ра — начало начал. Неисчерпаемый источник энергии и бог всего живого на земле. Махамарез сам покланялся солнцу как божеству и не мог называть мальчика его именем. И потому называл его Ар. Несколько лет назад он спустился к водам бескрайнего моря и нашел на линии прибоя среди водорослей и ила маленького мальчика. Ему было года два. Он лежал, укрытый от палящих солнечных лучей зелеными водорослями. И был еще жив, но никак не реагировал на окружавший его мир. Он был маленьким живым идолом, не говорящим и не присутствующим. Но Махамарез взял его с собой и отнес в деревню. Мальчик в семье — большая ценность. Сам он не был женат и жил как перекати поле, но у его сестры была большая семья, и он отдал мальчика в эту семью. И напрасно. Малыш превратился в куклу для детей сестры. Они таскали его по дому, одевали, раздевали, а порой бросали одного во дворе среди собак и кошек. Но мальчик выжил. Прошло больше года, и он вдруг начал делать первые осмысленные движения, а затем и совершать поступки. Научился сам принимать пищу и даже сам ложился спать. Правда, делал он это весьма своеобразно. Закапываясь в песок. И никто не мог отучить его от этой привычки. Даже сейчас, когда ему уже минуло пять лет, спал он, по-прежнему, в песке.
— Ар, ты скоро закончишь?
— Да, отец, скоро.
Маленький Ар строил свою очередную пирамиду из песка. У него это получалось удивительно ловко. Он сыпал и сыпал песок, и тот не стекал по граням пирамиды к ее подножью, а необъяснимым образом задерживался на них. И пирамида росла. Росла все выше и выше. Он строил пирамиды из песка лучше всех мальчишек. И в свои пять лет уже прославился на всю деревню талантом архитектора.
— Пошли, пошли, Ар, — подгонял его Махамарез. — Нам нужно добраться до деревни засветло. А солнце уже клонится к закату. Тебе-то хорошо, можешь уснуть, зарывшись в песок, как собачонка, а я бы хотел забраться в гамак, устланный листьями лотоса.
— Иду, отец. Иду.
Маленький Ар встал на ноги и, погладив свое сооружение, побежал вслед за уходящим Махамарезом.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС Биарриц
Артур жил на пляже. Он вполне освоился и превратился в настоящего бич боя. Во Франции таких мало, а вот в Калифорнии и в Индии на Гоа бич-боев с бич-герлами — пруд пруди. В Америке это, как правило, дети богатых родителей, они обеспечены и не испытывают нужды в деньгах. Купаются, катаются на досках, вечерами курят траву, ночами любят друг друга. Вдоль калифорнийских пляжей часто идет асфальтовая дорожка для роллеров. И вот загорелые мускулистые парни в цветастых шортах катят на роликах, а навстречу им — очаровательные длинноногие Барби в едва различимых бикини. Вдоль дорожки ресторанчики и мини-гостиницы с почасовой оплатой, а за гостиницами — автомобильные стоянки, где можно увидеть представителей любых мировых брендов. От гламурно-розовых Порше до черных пятнадцатиметровых монстров семейства Кадиллаков. Жизнь бьет ключом. Покуролесив таким образом пару лет, бич-бои поступают в университеты на деньги своих родителей и со временем становятся добропорядочными американцами.
На Гоа на пляжах живут, как правило, дети совсем не обеспеченных родителей. Но там и деньги особо не нужны. Прожить можно на доллар в день. А море, песок, трава и любовь — бесплатно. Утро наступает к обеду. Порция риса заменяет обед и завтрак. Рваная выцветшая футболка — наряд на все случаи жизни. Вместо философии — ночное пение мантр и перебирание четок.
Но и тех, и других объединяет одно. Не хотят они — к девяти на работу, обед с часу до двух, в шесть — в метро, в семь — ужин, телешоу «полтора человека» и в одиннадцать спать. Не хотят, а, может, не могут.
Артур тоже не мог. Но он попал на этот пляж не по своей воле. Его никто не спрашивал, его никто не приглашал и никто не встречал. Он здесь был никому не нужен. Или наоборот: кому-то очень нужен. Но этот кто-то ходил с автоматом и палил по нему, как по мишени. Что ему оставалось делать? Он превратился в настоящего бич-боя, в настоящего пляжного дон Жуана. Ведь есть-то хотелось. Он конечно научился обходиться почти без еды, но здесь главное слово — «почти». А на это «почти» надо было зарабатывать. И вот он, когда очень хотелось есть, подсаживался к одиноким девушкам, плел небылицы об их несказанной красоте, а те взамен делились с ним своим пляжным обедом, а порой даже приглашали перекусить в пляжный ресторанчик. На том дело и заканчивалось. Девушки уходили и никогда более не возвращались. Это было еще одной загадкой. Артур видел все время разных людей. Никого он не видел дважды, и если кто-то уходил с пляжа, то назад уже не возвращался. Но не только девушки-кормилицы были источником пропитания. Артур все время участвовал в конкурсах серфингистов и часто выигрывал пари. Призом всегда был обед. Обед был, а друзей не было…
— Эй, дружище, сыграем в теннис?
Артур поднял голову. Рядом с ним стоял загорелый мускулистый парень.
— Давай, давай. Я взял ракетки в прокате. Платить не придется.
Артур поднялся с песка и лениво спросил:
— Тебя как зовут?
— Антуан.
— Меня Артур.
Парни пожали друг другу руки.
— Давай сразимся…
Пляжная публика была удивительно пуста. Разговоры о пиве, телках, о новых хитах ютуба — это все, на что была способна мужская часть пляжного общества. Женская часть вела разговоры исключительно о кремах, килограммах, целлюлите.
Артур шел по пляжу и собирал пустые бутылки. Собирать бутылки здесь считалось в порядке вещей, и этим занимались практически все бич-бои. Поначалу Артуру было немного стыдно, но остальным и в голову не приходило стесняться такой работы, которая, кстати, приносила неплохой доход. Обычно три бич-боя вскладчину брали в аренду на весь день теннисный стол. Дальше все было очень просто: проигравший шел собирать бутылки, затем на вахту заступал следующий проигравший. К концу «рабочего дня» к пляжу подъезжала машина и за полцены все бутылки сваливались в кузов. А троица отправлялась в местный ресторанчик и приступала к заслуженному ужину.
Артур проиграл специально. Теннис надоел. Захотелось прогуляться по теплому песку и искупаться. Он отошел от теннисного стола и чуть не наступил на лежащего мужчину. О! Это был не просто мужчина. Это был настоящий Карабас Барабас. Огромная черная шляпа закрывала лицо, а из-под шляпы выползала широкая, черная как смоль гигантская борода. Борода наползала на огромный круглый живот и шевелилась, то ли от могучего храпа, издаваемого мужиком, то ли от колыханий самого живота. «Вот это экземпляр», — подумал Артур и наклонился, чтобы забрать стоявшую у изголовья гиганта почти пустую бутылку из-под пива. Он уже коснулся бутылки, как вдруг мужчина пошевелился и откинул руку. Рука стремительно пронеслась мимо лица Артура и упала на песок. В кулаке была зажата газета. Взгляд Артура непроизвольно упал на лист. И вдруг… он увидел свою фотографию. Сомнений никаких не было. Это была его фотография. Под ней Артур успел разглядеть надпись: «Разыскивается особо опасный...» У него похолодело в груди. Вот оно, началось… Он тихонько опустил бутылку на песок и стал выпрямляться. Но в этот момент шляпа слетела с лица незнакомца и в Артура впилась пара черных маленьких глаз из-под густых смоляных бровей.
— Сядь, — тихо сказал бородач.— Сядь и слушай.
Артур сел.
Бородач поднял газету и стал читать:
— «Разыскивается Артур Венуа. Всем, кто знает его местонахождение, просьба сообщить в департамент полиции префектуры Атлантических Пиреней города Биаррица». Ты понимаешь, что это значит?
И бородач уставился на Артура мертвенно-неподвижным взглядом. Артур в оцепенении молчал.
— Любой, кто встретит тебя на улице, в магазине, на пляже обязательно позвонит в полицию, обязательно. Здесь крайне законопослушный народ, — продолжал незнакомец, не отводя тяжелого взгляда.
— Я не совершал никакого преступления, — дрожащим голосом произнес Артур.
— Как же не совершал? — проворчал бородач. — Ты только что собирался украсть мое пиво.
— Я только бутылку…
— Нет. Пиво. Я еще не допил. — И бородач покачал бутылкой, на донышке которой едва плескалась мутная жидкость.
— Простите, я не заметил, — все так же испуганно ответил Артур.
— Тебя ищет полиция, тупица, а ты болтаешься тут на виду у всех.
— И что же мне делать?
— Что делать? Что делать? Я не собираюсь тебя защищать, но и полиции помогать не собираюсь. Прежде всего тебе нужно немедленно уехать из Биаррица.
— Как и куда?
— А мне почем знать. Сам напакостил обществу, сам и думай.
— Я ничего плохого не сделал этому обществу…
— Ну, если тебя разыскивают, значит, ты все же чего-то натворил.
— Я ничего не натворил. Я понятия не имею, за что меня разыскивают! — Артур вскочил.
— Сядь,— зашипел бородач. — Сядь и посмотри по сторонам.
Артур боковым зрением заметил, что несколько человек на пляже довольно пристально смотрят в его сторону. Один из них держал в руках газету, другой с кем-то говорил по телефону.
— Ладно, я могу пригласить тебя к себе. — Бородач бросил газету на песок.
— Но не будет ли это опасно для вас?
— Что?
— То, что вы будете меня укрывать у себя?
— Твой вопрос меня радует. — Бородач странно посмотрел на Артура.— Но, если в твоем положении ты заботишься обо мне, значит — ты не столь уж потерян для общества.
— Я ничего плохого этому обществу не делал, — снова по-детски обиделся Артур.
— Так, может, тебе самому обратиться в полицию?
Артур задумался.
— Предлагая мне укрыться у вас, вы тем самым показываете, что не очень доверяете полиции.
— Да, юноша, ты прав. У меня свои собственные критерии справедливости. И только я сам определяю высшую справедливость. Сам сужу и караю виновных.
«Странный он какой-то», — подумал Артур.
— Ну, решайся, — словно прочтя его мысли, сказал Карабас.
Артур в растерянности молчал, и вдруг услышал протяжные завывания полицейской сирены.
— Давай решайся, потом будет поздно.
Он оглянулся и увидел полицейскую машину.
— Да. Да, я согласен.
Машина остановилась совсем рядом.
— Согласен! — закричал Артур.
Он увидел, как открылась дверца машины…
И из нее вышел полицейский…
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Замок Иф
Темнота. Его окружала полная темнота. Сначала он подумал, что случилось что-то с его глазами и он ослеп, но потом заметил маленький, еле заметный луч света. Он пошел ему навстречу и сильно ударился головой обо что-то твердое. Ощупал препятствие руками, оно было похоже на камень, на гладкий камень. Провел рукой вправо, затем влево… Стена! Да, это было похоже на стену. Артур пошел вдоль стены и, пройдя метров пять, уперся в угол, повернул в сторону и через несколько шагов вновь уткнулся в угол. Комната. Он в какой-то комнате с каменными стенами. Значит, должна же быть где-то дверь. Он опять пошел вдоль стены и действительно обнаружил дверь. Она была железной и, похоже, очень старой. Он чувствовал, как ржавчина осыпается под его руками.
Артур попытался толкнуть дверь, но ничего не вышло. Дверь даже не скрипнула, даже не шелохнулась. Он обернулся и вновь увидел едва различимый лучик света. Осторожно, вытянув руки перед собой, он пошел на этот призрачный свет. Сделал два осторожных шага — лучик исчез. Сделал два шага назад и луч вновь появился.
«Так, — начал рассуждать Артур, — похоже, я в комнате. В маленькой комнате. Так… Похоже, я в камере, — догадался Артур. — За моей спиной железная дверь, а лучик света пробивается сквозь закрытое окно, расположенное высоко на стене».
Артур не знал, что делать. Стояла полная тишина, и стук его сердца звучал в этой каменной тишине ударами набатного колокола.
Вдруг он услышал еле различимый шорох, и вслед за ним с грохотом горного камнепада распахнулась дверь.
Артур отскочил в сторону, зацепился ногой за что-то стоящее на полу и упал. Когда он поднял голову, то увидел на пороге высокого бородача со свечкой в руке.
Человек вошел внутрь камеры, и она осветилась колышущимся светом свечи.
— Не бойся, — прогнусавил великан, — я принес тебе еды и воды.
— Где я? — поднимаясь с пола, воскликнул Артур. — Куда вы меня привели? Это полиция?
— Нет. — Вошедший явно наслаждался растерянностью Артура. — Нет, сынок, ты в замке Иф.
Казалось бы события последнего времени должны были отучить Артура удивляться чему бы то ни было. Давно пора было привыкнуть к перипетиям судьбы. Но нет…
— В замке Иф?! В тюрьме?! — ошарашено прошептал он.
— Да, в самой замечательной и неприступной тюрьме из всех, что существуют в мире. Толщина стен в этой тюрьме более двух ярдов…
Артур не слушал. Замок Иф... Каменные стены, тюремщик со свечкой… За что? Куда он попал? Кто его враги?..
Бородач с пляжа, а это был именно он, продолжал гнусавить:
— Твоя камера находится на высоте более ста метров над уровнем моря. За всю историю замка…
— Простите, но замок Иф находится рядом с Марселем на острове в Средиземном море, — все еще не понимая, как он здесь очутился, тихо заговорил Артур.
— Совершенно верно.
— А я был в Биаррице, на берегу Атлантического океана…
— Да, и что тебя смущает?
Действительно. Артур вспомнил домик в пустыне…
— Где я?
— Ты в моем замке Иф. И заметь, ты сам согласился! — воскликнул тюремщик.
— Меня не разыскивает полиция? Это вы все придумали?
— Разыскивает, разыскивает. И если ты испугался полиции, значит, грешки за тобой водятся. Водятся,— он погрозил пальцем. — Вот ты мне и признаешься, а потом и покаешься. А пока, располагайтесь, мой уважаемый гость, в наших лучших апартаментах. За скромность обстановки прости. Но это действительно самая лучшая камера в моем замке. Она самая светлая, — задув свечу, он указал на маленький луч света, пробивающийся сквозь узенькую щель закрытого окна. — В ней самая мягкая постель. — Вновь запалив свечу, тюремщик осветил матрас из соломы. — И, главное, она самая безопасная, здесь тебя никто не найдет.
После этих слов Артуру очень захотелось, чтобы его нашли. Уж лучше оказаться в полиции, чем в каменной камере этого сумасшедшего маньяка. А в том, что человек, похитивший его, — маньяк, Артур уже не сомневался.
Оставшись в одиночестве, он огляделся по сторонам. Камера была небольшая, метров двадцать не больше. «Или это считается большой по тюремным понятиям? — задумался Артур. — Наверно, все же действительно большая и просторная камера. На одного. Господи, что за бред он несет? Да какая разница большая она или не большая. Что он в ней делает? За что? Как долго он здесь будет сидеть?»
Он бросился к двери и что есть сил забарабанил кулаками по железу.
— Откройте, откройте! — кричал Артур. — Откройте, выпустите меня немедленно! Позовите полицию! Отвезите меня в полицию!
Он бил ногами и кулаками, но железная дверь лишь глухо отзывалась и даже не шевельнулась.
Примерно через час обессиленный Артур перестал стучать и уселся тут же на полу возле двери.
Вдруг стены камеры будто зашевелились. Отчаянно и беззвучно задергались и исчезли тени. Исчезло все.
Артур не сразу сообразил, что произошло. А просто догорела и погасла свеча, оставленная на столе тюремщиком. Догорела свеча, и камера погрузилась в абсолютную темноту. Если не считать маленького лучика — «лучика надежды, как назвал его Артур.
Он долго привыкал к темноте. Несколько раз обошел помещение, ощупал стены. В камере был каменный стол, скамейка и некое подобие постели, точнее, матрас набитый соломой. В железной двери имелось небольшое окно, закрытое на задвижку. И, конечно, окно на стене. Но сколько ни пытался Артур открыть его, ничего не выходило. Щелочка не увеличивалась ни на миллиметр.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Мир песчаного жреца
— Зачем вы отпустили его?
Василий стоял на раскаленном песке и неодобрительно смотрел на монаха в рваных джинсах.
— Вы, недоделанный программист из Каира. Я же просил присмотреть за ним. Вылечить. Где его теперь искать?
— Он захотел уйти, как же я мог задерживать его? Разве я могу?
— Могу, не могу… Он ушел, и его нет в долине. Значит, его уволокли куда-то колпаки Мюллера. Вы, что, не понимаете? Они же превратят его в лягушку. Отобьют все мозги. В паука превратят, в амебу. Пока вы тут онанируете…
— Я бы попросил…
— Да нечего меня просить. На вашей совести человек. Понимаете? Человек, а не амеба крашеная. Здесь людей-то раз-два и обчелся. А этот еще и пытливый, не боится ничего, всех расспрашивает. Сами-то вы, небось, не ходите, не расспрашиваете.
— Но мне не нужно ничего расспрашивать.
— Конечно не нужно, вы и так наполовину амеба. Вас и так все устраивает. Все чики-чики. Давайте, пойте свои мантры да четки перебирайте. Что вам до человека? Для вас человек лишь волос с головы вашего бога. Вот размазать бы вам мозги по песку, да руки марать не охота. Скотина.
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Замок Иф
После многих часов, проведенных на солнце, Артур оказался в кромешной темноте. Темнота давила, усыпляла, лишала воли. Артуру казалось, что он постоянно пребывает в состоянии забытья, явь и сны перемешались. Он не знал, спит или бодрствует, существует или ему это только кажется. Мир перестал существовать. Остался только голос. Внутренний голос. Он жил сам по себе. Минуя сознание, желания, чувства. Голос чистого разума. Бессмысленного и ненужного. Набор знаний, никем не востребованный. Словно выдаваемые генератором случайных чисел, всплывали воспоминания или фантазии, не связанные друг с другом. Не связанные с Артуром. Артур превратился в зрителя, в безучастного зрителя, созерцающего картинки, которые выдавал его затуманенный мозг. Если он действительно находится в виртуальном мире, в мире, где все происходит только по воле запущенной программы, то кто написал эту программу? И вообще кому нужен этот виртуальный мир? Мир, в котором нет времени. Нет смысла. Кому все это надо?
Мысли то проявлялись с чудовищной ясностью, то снова путались и гасли. Сколько это продолжалось, он не знал. Иногда ему казалось, что он умирает. Умирает уже по-настоящему, теряя контроль над своим собственным «я». Все… Пустота…
0000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000
И тогда появился спаситель…
00000011111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111
Он долго, долго говорил. Ходил по камере от стены к стене. Кричал, возмущался, размахивал руками. И говорил, говорил, говорил. Поначалу Артур воспринял его появление, как очередную галлюцинацию, но эта галлюцинация не исчезала, не изменялась, не терялась в потоке таких же бессмысленных и ненужных видений. Наоборот. Он ощущал реальность этого фантома, все явственнее и явственнее. И хотя он не мог ничего видеть в кромешной темноте, он отчетливо ощущал чье-то присутствие в пространстве. В пространстве камеры. И это был не призрак, это был человек.
— Я потерял двадцать лет своей жизни в тюремной камере. Это ничто, по сравнению с тем, что я потерял жизнь вечную. Я обрек себя на муки ада. Я напрасно потратил двадцать лет своей жизни, а ведь эти годы могли бы быть лучшими в моей жизни. Здесь, среди этих стен мне было даровано все, что нужно человеку для счастья. Здесь я ближе всего был к самому себе. Быть может, эти годы и были лучшими в моей жизни.
Но я не понял счастья, что даровал мне господь. Я не увидел его священного перста, что указывал мне путь к бессмертию. В тюрьме я, обреченный на пожизненное заключение, потерял себя, считая дни, месяц за месяцем, год за годом, ведомый только одной мыслью, одной страстью, одной волей — желанием мстить. Вместо того, чтобы принять свою судьбу, земную судьбу, и благодарить Бога за то, что он выбрал именно меня из миллионов живущих, лишил всех прихотей и зовов моего тела, освободив мою душу от мирских помыслов и суетных забот о хлебе насущном, дал моему разуму полную свободу, дал мне шанс познания всего сущего, я вынашивал и взращивал лишь одно чувство — чувство мести.
Я сбежал из этой тюрьмы, забравшись в мешок, в котором лежал мой бывший сосед — мертвый старик, а самого старика положил на свое место. Меня выбросили в море вместо него, и течение прибило меня к острову. На острове я и нашел сокровища. Много, много сокровищ, и они погубили мою душу окончательно.
Артур, конечно, прекрасно знал историю графа Монте-Кристо, но слушал не перебивая. Человек, вошедший к нему, явно бредил.
— Золото, золото — только это я видел тогда. А на самом деле сундуки были набиты раздробленными черепами, засыпаны пеплом сожженных младенцев, завалены отрубленными пальцами, вырванными сердцами… Тысячи трупов, реки крови… Ибо как, по-другому, могли скопиться все эти богатства? Богатства этого клада были собраны путем грабежей и насилия. Кровавых войн и разорений. Каторжным трудом миллионов людей. Рабским унижением и миллионами безвинных смертей. А я?! Я — простой смертный! Червь! Я решил присвоить себе кровь безвинных, только себе. Потратить только на себя. И отомстить только моим врагам. Да, мои враги были кровопийцами, извергами, преступниками, они заслуживали наказания и даже смерти. Но, обладая этими сокровищами, я придумывал и воплощал в жизнь изысканные и изощренные формы мести, упивался своей местью, жил этой местью. Так чем же я был лучше их?
А потом я придумал самую изысканную месть моей возлюбленной, что не дождалась меня. Я захотел, чтобы меня убил ее сын. И чтобы до конца своих дней моя возлюбленная мучилась от двойного предательства, совершенного ею. Но ее сопливый отпрыск все испортил — струсил и не дал мне осуществить задуманное. О, если бы Бог дал мне возможность умереть в рассвете моего триумфа с чувством глубокого удовлетворения. Но Бог не дал мне этого. Он, видимо, тоже решил отомстить. Он дал мне возможность осознать глубину моего падения, он растоптал в прах мою месть…
— Замок Иф не для виновных! — закричал вдруг пришелец. — Замок Иф — для богоизбранных! Ты избран Богом! — неистово и отвратительно пафосно, визжал незваный гость и вдруг бросился на Артура.
Артур почувствовал, как холодные руки обхватили его плечи. От испуга он вскочил и, что есть силы, оттолкнул своего гостя.
Послышался шум падающего тела и глухой удар о каменный пол.
— Спасибо, благодарю… — донеслось из темноты. И вновь наступила мертвая тишина…
Артур не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Что, что произошло? Он, что, умер? Он убил его?.. Не может быть!
Артур не в состоянии был заставить себя встать и подойти к незнакомцу. Нет. Нет. Страх не пускал его…
Откуда вообще вязался этот пришелец? А может, это призрак? Да, это был призрак и там в темноте на полу никого нет. Нет никакого мертвого тела... Это был призрак, и Артур уничтожил его. Да, действительно…. Ну, ладно… Все вокруг клоны, все вокруг копии, ладно, ладно… Он согласен. Но не может же быть клоном литературный персонаж? Он же фантом, выдумка Дюма.
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Почему бы и нет?)
Артур встал и уже собирался выйти на середину камеры, откуда минуту назад доносился голос призрака, но что-то мешало ему. Что-то было не так в камере. Что-то изменилось. Он повернул голову в сторону и ему показалось… Нет, не показалось, он ясно видел: в углу камеры что-то светилось. Артур стал осторожно приближаться к едва заметному пятну света. Это был лаз, дыра, туннель, в конце которого угадывалось легкое свечение. Артур не раздумывал. Повинуясь инстинкту свободы, он полез внутрь, царапая кожу о стены узкого лаза. Он полз и полз, и свет в конце туннеля становился все отчетливее. Вот он свет, свет! Сомнений уже не было. Там впереди свет! Напрягая мышцы, Артур сделал еще несколько движений и увидел комнату, залитую ослепительным светом. В глазах полыхнуло огнем. Веки словно обожгло. Красные облака застилали глаза…
Долго и медленно открывал Артур глаза. Под веками горело, словно кто-то насыпал туда песка. И нестерпимая боль не давала ничего видеть. Сколько он так просидел, пытаясь открыть глаза, он не знал. Но постепенно возможность смотреть на окружающий мир, на мир реальностей, а не фантазий, на мир, состоящий из твердых тел, а не из выдуманных фантомов, — возвращалась. Хотя, кто знает, чьей фантазией был этот реальный мир. И кто хозяин нового видения. И не участник ли он какой-нибудь стрелялки-бегалки? Уж не колобок ли он?
Когда зрение полностью вернулось, Артур увидел, что находится в точно такой же камере, из которой только что выбрался, только у этой наверху было открыто окно. Всего-то! Открыто окно. Но! Радость, животная, неподотчетная, щенячья радость заполнила все его существо. Радость, сводящая с ума, от которой хотелось бегать, прыгать, скакать.
— Свет! — прошептал Артур. — Солнце!
Боже, как же мало нужно человеку, чтобы понять великую силу солнца. Великую силу и красоту обыденных простых вещей. Красоту и неповторимость загадочного мироздания. Впереди его ждало еще более радостное открытие. Окно в стене оказалось достаточно большим — настолько, что в него можно было пролезть. С трудом, но можно. От такого открытия у Артура бешено заколотилось сердце. Но он тут же запретил себе думать об этом. Запретил себе верить в то, что может сбежать. Запретил до той поры, пока не сбежит.
хх.хх. хххх г. Египет
Отряд лунных всадников фараона Джосера уже десятый час шел по пустыне, не останавливаясь и не сбавляя темпа. Великий архитектор Имхотеп спешил к фараону, неся благую весть. Джосерский храм достроен, и фараон может в любое время прибыть и лично убедиться в великолепии второго чуда света. Так стали называть храм, лишь только были возведены все шестьдесят четыре колонны внутренней части строения. Храм был построен вдалеке от долины Нила. В безлюдных песчаных горах. Среди сухого песка. И построен он был не для молитв многочисленного люда, населявшего владения фараона, а лично для него, великого правителя, первого хозяина земель Верхнего и Нижнего Египта Джосера Великолепного. Теперь, удаляясь в храм, воздвигнутый в безлюдной пустыне, фараон сможет один на один вести разговор с Создателем, не беспокоясь о том, что ему помешают.
Архитектор Имхотеп был уже немолод, и дорога давалась ему с трудом. Десятичасовой переход на одногорбых верблюдах измучил его. Удушливый ветер поднимал в воздух песчаную пыль, которая забивалась в складки накидки, проникала под одежду, обжигала кожу, скапливалась во рту. Архитектор думал только о том, как бы побыстрее добраться до славных вод Нила и укрыться в тени деревьев оазиса. Зеленая долина была уже близко. Словно бархатный зеленый ковер, расстилалась она в бескрайних просторах пустыни.
К архитектору подскакал один из всадников, сопровождавших его, и стал указывать копьем куда-то в сторону. Из-за того что всадник говорил на бедуинском наречии, архитектор никак не мог разобрать его слов и, сколько ни всматривался, ничего не видел кроме плавных очертаний барханов. Но бедуин все махал и махал копьем. Наконец и Имхотеп заметил то, что привлекло внимание всадника. Вдали среди барханов он увидел невысокие строения, очертания которых были до боли ему знакомы. Сомнений быть не могло. Он потратил на строительство храма тридцать лет жизни и знал каждую его черточку, каждую деталь. Он не спутал бы свой храм ни с каким другим строением даже на расстоянии десяти полетов стрелы. Да, это был его храм. Вот виден и лунный мостик перед порталом. Правда, очень маленький. Имхотеп приказал начальнику отряда повернуть к загадочным постройкам. Когда они подъехали достаточно близко, архитектор от изумления замер на месте. На песчаном бархане стояла точная миниатюрная копия его храма. Но самое удивительное было в том, что сделана она была из песка. Даже не из песчаника, а именно из песка. Имхотеп был поражен талантом неведомого мастера, который с такой точностью воспроизвел его творение. Но это не мог создать человек, это сделало божество! Только божеству под силу такое. Оно сделало это для меня. О да! Это подарок самому фараону. Он, Имхотеп, отвезет эту маленькую копию фараону и покажет свой храм во всем его великолепии еще до того, как фараон отправится в путь. Но… Имхотепа вдруг охватило неприятное чувство. А если это все-таки дело рук человека? Если кто-то сумел воссоздать мой храм, значит, мое творение не столь уникально... Получается, кто-то не менее талантлив, чем я — Имхотеп — великий архитектор Египта, готовый потягаться с самим Солнцем. Имхотеп подошел к песочному храму и тихонько дотронулся до него пальцем, словно проверяя, не мираж ли это. И в ту же секунду храм с тихим шумом рассыпался, оставив после себя лишь небольшой холмик. Ах… Всадники, как по команде, спрыгнули с лохматых спин верблюдов и упали на колени перед песчаным холмом.
Имхотеп остался стоять один. Теперь сомнений не было. Это был знак бога. Он посмотрел на солнце, низко висевшее над долиной. И спросил себя: «Неужели это означает, что мой храм рухнул? Неужели нельзя везти благую весть фараону?»
Хх.хх.хххх г. Долина ОСС. Замок Иф
Артур лежал на горячем песке у подножия черных скал острова Монте-Кристо. Солнце как обычно стояло в зените. Ни облаков, ни ветра не было, и тишину нарушали лишь редкие всплески волн, которые лениво накатывались на круглые мокрые камни… На острове Артур довольно быстро нашел пещеру. И, как и утверждал безумец, неожиданно появившийся в его камере, увидел большие и маленькие, огромные и миниатюрные сундуки, стоявшие в глубине пещеры и доверху набитые золотом и брильянтами. Вот так он, Артур Венуа, стал графом Монте-Кристо.
Он лежал и глядел на солнце.
Масса нашего солнца очень мала по сравнению с действительно крупной звездой. Масса солнца ничтожно мала по сравнению с общей массой звезд нашей галактики и ничтожно, ничтожно мала по сравнению с массой звезд Млечного пути.
Так что уж говорить о массе нашей Земли по сравнению с массой всех тел во вселенной. Она ничтожно, ничтожно, ничтожно мала. Мала до такой степени, что исчезновения Земли никто даже не заметит. Вселенная даже не шелохнется. А масса всех вещей, что составляют ценность для человечества? Масса всех яхт, дворцов, машин, всех котлет и бриллиантов — ничтожна. Масса всего, что мы считаем ценным ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно ничтожно мала.
Тогда чего стоит этот клад? И Артур мысленно представил десять страниц текста заполненного одним словом — «ничтожно».
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (А что ценно?)
Он услышал отдаленный шум и приподнял голову. Нет, показалось. Над морем стояла какая-то нереальная, ненастоящая тишина.
Зачем ему клад? Если полиция Биаррица выдает первому же попавшемуся кредитки с неограниченным счетом. Если здесь даже удовлетворение голода — это просто атавизм. Привычка. Развлечение, лишенное смысла. Энергии солнца вполне достаточно, чтобы поддерживать деятельность тела, которое и само лишь дань привычке.
Здесь должно быть что-то поважнее, чем груда желтого металла и гора блестящих стекляшек. Но что? Артур не знал. Он решил заняться духовной деятельностью. Почесал голову, сел в позу мыслителя. Духовности не появлялось.
«Все, что находится в железном ящике компьютера, состоит из нулей и единичек, — подумал Артур, — нулей и единичек. Это ответы на любые вопросы. Ноль — это НЕТ, а единица — это ДА. Вот так выглядит в компьютере самая маленькая виртуальная частица».
это БИТ
И Артур нарисовал на песке ящик.
А что в ящике? Или что-то, или ничего. Или есть, или нет. Ящик-то закрыт! Задайте любой вопрос. И всегда получите ответ: или да, или нет.
это БИТ
И ящиков в компьютере много.
А если ящики открыть ….
Или ничего:
Или что-то:
И, возможно, там будет что-то знакомое. Кем-то созданное.
Крестик!
А если усложним…
А еще усложним…...
Артур случайно нарисовал Акфу. Воспоминание больно резануло душу, и он резко перемешал песок, стерев все изображения. Хаос. Когда нули перемешались с единичками — получился хаос. Или когда все изображения наложились друг на друга… Или когда мы просто не в состоянии увидеть и различить… Хаос…
«Как похоже на карту звездного неба»,— подумал Артур. Так выглядит вселенная в большую подзорную трубу. Артур вновь посмотрел на свои рисунки на песке. Интересное дело. Песчинка — квант. Песчинка — бит. Песчинка — единичка. И небо — полное песчинок. И солнце, скрывающее их…
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Квант есть бит?)
Что-то отвлекло Артура. И это что-то он отчетливо видел. Корабль.
«Черт. Черт. Ну чего им от меня надо?!» Конечно, самое простое — дождаться и сдаться на милость победителя. Разве можно убежать с острова? Но больно уж не хотелось в черную холодную каменную камеру. «Ладно, если они решили за ним погоняться, он даст им такую возможность. Не убегу, так хотя бы согреюсь».
Артур повернул от моря и пошел вдоль небольшого ручья.
Лес был чахлый, но буреломный, пробираться сквозь сухие колючие ветки было очень трудно. Но чем выше он поднимался, тем реже становился лес. Все чаще попадались пологие серые скалы, покрытые лишайниками и мхами, и идти по ним было легче.
Артур шел, быстро набирая высоту. Он рассчитывал подняться на высокий скальный утес и оттуда наблюдать за своими преследователями. Примерно через полчаса ходьбы он оказался на вершине. Поднялся он туда как раз вовремя — от корабля отошла шлюпка с преследователями. Впрочем, корабль — слишком громкое название. Так себе, шхуна метров пятнадцать в длину с одним прямым парусом. Скорее большая рыбацкая лодка.
Шлюпка приближалась к берегу. Шестеро гребцов слаженно гребли, неглубоко опуская весла в воду и делая рывки, как и положено заправским морякам.
«Интересно,— подумал Артур,— а остался ли кто-нибудь на шхуне?» Шальная мысль мелькнула в голове. Нет, даже если он заберется на борт и сумеет вытащить якорь, одному с управлением не справиться. Артур, как и многие мальчишки, живущие или часто отдыхающие в Биаррице, не раз выходил на яхте в открытый океан, но там всегда были взрослые, да и управлять современной яхтой было легко. А здесь — рыбацкая шхуна… Нет… Не получится.
Он наблюдал. Нос лодочки в пене прибоя легко выскочил на песок. Гребцы подняли весла и стали прыгать в воду. Одеты они были в толстые серые робы и кожаные брюки, из-под которых виднелись грубые сапоги.
Вот это уже серьезно. Артур увидел, как преследователи достали пистолеты. Французские «бригадиры» — оружие полицейских ищеек, дерьмовое оружие. Но какая разница, из какого пистолета тебя убьют?
Он почувствовал себя зверем, на которого решили поохотиться. Играть в прятки совершенно расхотелось. «Ну что я им сделал? Зачем я им нужен? Чего от меня все хотят?» — в сотый раз он задавал себе эти вопросы. Все, что с ним происходило, было похоже на сон. Бесконечно длинный сон, который никак не кончался.
Относиться к этому всерьез было невозможно. Если он умер, кому и зачем понадобилось бегать за ним с пистолетами и ловить, словно зверя. Если он уже умер, разве можно было его убить второй раз, и где он окажется, если его убьют?
Где, где? В Караганде. По крайне мере, экспериментировать очень не хотелось. Кому захочется, чтобы в него стреляли?
— О, мамочка! — взвыл Артур, когда увидел, как из лодки выскочила здоровая псина и начала бегать по песку, явно в поисках следа.
Шестеро преследователей двинулись в лес, взяв направление строго на утес, на вершине которого находился Артур. Вот, гады!
У него было только три варианта: бежать, путая следы, пока не догонят, сдаться или… Или постараться забраться на шхуну. Первое было бессмысленно, а третье мало чем отличалось от второго, но все же сулило надежду, пусть и призрачную... И Артур решился.
Как только отряд преследователей скрылся в лесной чаще, Артур подбежал к краю обрыва и спрыгнул вниз на склон, покрытый мелкими камнями. Склон, словно снежная лавина, поплыл вниз, и Артур, делая огромные прыжки, погружаясь по щиколотки в каменную смесь, стремительно побежал. С виду очень крутой непреступный каменный склон оказался живым, и это спасло Артура.
«Только бы не упасть, только бы не упасть», — твердил он. Упади он на такой скорости и тут же будет погребен под плывущей вместе с ним каменной лавиной. Но ни замедлить бега, ни тем более остановиться он уже не мог. Его спасло то, что чем ниже он спускался, тем положе становился склон, и тем медленнее плыли вниз камни. Наконец он почувствовал, что может как-то управлять своим телом, и стал чуть-чуть забирать вправо. Через несколько секунд он вырвался из каменного плена и смог остановиться. Каменная лавина ушла левее и вскоре тоже остановилась. Лишь отдельные камни продолжали катиться вниз. Он оглянулся наверх и ужаснулся. Всего несколько минут назад он находился на вершине утеса, до которого теперь было метров пятьсот.
Отдышавшись, Артур вновь побежал. По камням, лежащим на пологом склоне, бежать было трудно, но выбирать не приходилось
Пробежав пару километров по каменной морене, он достиг леса и скрылся в елках, мимо которых совсем недавно прошел отряд с собакой. Теперь он и его преследователи двигались в разные стороны. Отряд, ведомый собакой, шел на вершину утеса, а Артур спускался вниз к морю. Добежав до песчаной поймы, Артур бросился в ручей, напился, умыл лицо, быстрыми движениями протер пыльные волосы. До лодки было метров триста, и если преследователи не слышали шума камнепада, то им его уже не догнать. Если! Именно так, ответили греки римлянам, которые направили им послание: «Сдавайтесь! Если мы победим, то никого не оставим в живых». «Если... — ответили греки. — Если…»
Он вскочил и бросился к лодке.
Столкнув на откатной волне лодку в море, Артур вставил весла в уключины и, развернувшись, погреб к шхуне.
— Месье, месье,— закричал Артур, подплывая к судну.
Лучше сделать вид, что сдаешься добровольно, чем, крадучись, перелезть через борт и нарваться на бугая матроса, который вмиг свернет тебе шею.
— Месье…
Но с борта никто не отзывался. Аккуратно причалив лодку к борту шхуны, Артур без труда забрался на палубу. На шхуне никого не было. Он заглянул в носовой отсек — никого и ничего, кроме бутылей с водой и корзин с сушеными финиками. В кормовом отсеке тоже ни души — нары на четверых, какая-то старая ветошь, кружки на столе, подзорная труба, как оказалось впоследствии, битая, и старая, ржавая астролябия.
Артур на всякий случай заглянул в трюм, с большим трудом приподняв палубный люк. Кроме старой парусины и запасов еды ничего и никого не было.
— Вот идиоты, не оставили ни одного человека на судне. Это же элементарные меры предосторожности. Надо же быть такими остолопами.
Артур почувствовал радость и гордость за свою маленькую победу. Но он не дал прорасти этому чувству. Что толку, что он убежал от преследователей. Еще нужно вытащить якорь, поднять парус и заставить плыть эту посудину. Но даже не это пугало Артура. Плыть-то куда? Вот в чем был вопрос. Куда плыть, он не знал абсолютно.
Ему удалось поднять якорь, и шхуна подалась прочь от берега. Раздались выстрелы. Но Артура они не испугали, а скорее позабавили. Он был уже в пяти-шести кабельтовых от берега. Пули этих пистолетов не могли долететь до него. Скоро он сумел поднять парус и встал за румпель, который был соединен с широким веслом, опущенным в воду. Шхуна с упругим квадратным парусом, слегка наклонившись на борт, пошла, набирая ход, в открытое море.
Море. Чайки. Солнце над головой. Парус наполнен свежим бризом. Лодка кренится на бок так, что встречные волны, разбиваясь о нос, заливают палубу. Румпель скрипит. И тебе восемнадцать. Восемнадцать. И все еще впереди…. Да чтобы там ни было… твою мать!.. Хорошо.
«Итак, если я нахожусь в Средиземном море, — начал рассуждать Артур, стоя за румпелем и подыгрывая ветру, чтобы парус не трепыхался. — Значит, рано или поздно я дойду до берега. Средиземное море — внутреннее. Если я иду на восток, то упрусь в Италию. Если на юго-восток, то выйду в Эгейское море и попаду либо в Турцию, либо в Грецию. Огибая острова, могу пройти через Дарданеллы в Мраморное море. Если я иду на юг, то упрусь в Африку. Если на запад, то выйду либо к Испании, либо к Португалии. Единственная опасность — могу проскочить по Гибралтару в Атлантический океан, но это очень и очень маловероятно. Еды и воды полный трюм. Так что — живем!»
Отстояв за румпелем часов пять, Артур почувствовал, что устал и проголодался. Он медленно опустил парус, сбросил в воду плавучий якорь и направился в трюм за едой. Покинув мир пустынного жреца, он заметил, что снова стал больше спать и больше есть. Вот и сейчас дремота заволакивала сознание, а волна укачивала. Сон навалился на него, словно накрыл черным плотным плащом…
— Эй, юнга, подъем, — услышал Артур сквозь сон гнусавый голос Карабаса. — Приготовь-ка ужин своему капитану.
Артур открыл глаза. Растянувшись во всю корабельную банку, рядом с ним лежал Карабас.
— Давай, давай, — кричал он, даже не поворачивая головы к Артуру. — Хватит спать и видеть юношеские сны полные надежд и поллюций. Подъем юнга, подъем.
Артур приподнялся и сел. Он хмуро посмотрел на лежащего великана. Нельзя сказать, что он не ожидал этого. Нет, даже наоборот.
Он понимал, прекрасно понимал, что нет тут никакой Италии, нет Африки и Испании и тем более нет Гибралтара, через который можно проскочить в несуществующий Атлантический океан. Нет. Но он успокаивал себя и пытался обмануть.
— Что вам нужно? Я не хочу в ваш замок. И я не хочу в каменный склеп, полный клопов и живых мертвецов.
— Ну зачем ты так, сынок, зачем ты так о моем замке? Там никогда не было клопов. Им там просто нечего сосать, — засмеялся Карабас, брызгая слюной в косматую бороду. — Я спас тебя. Спрятал там, где тебя трудно было бы найти, а в ответ такая черная неблагодарность. Где справедливость? — Бородач вполне серьезно посмотрел на Артура.— Где справедливость в этом мире? Я приютил тебя, накормил. Я дал тебе все, что у меня есть. И вот твоя благодарность?
— Скажите, — Артур внимательно посмотрел на собеседника, — а почему солнце находится всегда на одном и том же месте? Почему земля не крутится?
Вопрос не застал собеседника врасплох.
— Я думал над этим долго, — серьезно ответил Карабас. — Думал, почему остановилось солнце? Почему остановилась Земля? Ты знаешь, я долго над этим думал, а потом перестал. И знаешь почему?
— Почему? — жадно спросил Артур.
— А скажи, когда она крутилась, ты часто думал, почему она крутится? Почему крутится земля, почему восходит и заходит солнце? Скажи, ты думал об этом? Каждый день, каждый час, думал? — Карабас приблизился к Артуру вплотную. — Часто ли ты думал, откуда взялось солнце, почему светят звезды? Или тебя все устраивало? Тебе было абсолютно все равно, почему они светят, почему она крутится. Тебе было абсолютно все равно. Крутится и крутится. Тебя все устраивало. У тебя были другие проблемы. Девочки! Пиво! Футбол! Так?
— Так, — дрожащим голосом ответил Артур.
— Так какого черта, — взревел Карабас, — нужно думать над тем, почему оно встало сейчас? А? Какая разница? И то, и другое необъяснимо. Необъяснимо… «Так захотел творец» — отвечали мы маленьким детям, когда они задавали нам свои детские вопросы. Так вот я тебе отвечу: творец передумал. Взял и остановил и солнце, и землю, и время. Чего тут голову ломать. Хозяин — барин.
— Но ведь это нарушает все законы природы.
— Нет таких законов, которые нельзя нарушить! Уж поверь мне, хозяину тюрьмы. — И великан раскатисто захохотал. — Те, кто нарушают законы сидят в моей тюрьме. Сидят и будут сидеть. Я сказал.
— Эй, Каприччио, ты долго будешь отсиживаться в трюме, покойничек. — Карабас повернул голову и громко закричал,— Иди, представься своему убийце.
Из трюма высунулась голова. И прежде чем Артур успел хоть что-то понять, незнакомец произнес сладким голосом:
— Каприччио де Мазине — актер Неапольского драматического театра. Почетный член Итальянской академии изящных искусств.
Артур сразу узнал этот голос. Голос незнакомца возомнившего себя графом Монте-Кристо.
Вот гады. Развлекаются…
…
Артур вновь оказался в каменной камере.
— Если хочешь, можешь открыть окно, но я тебе этого не советую. Они тебя найдут и довольно быстро. Боюсь, как бы твой идиотский побег уже не навел их на след. Так что, если хочешь жить, сиди тихо. Понял? Здесь самое лучшее убежище для тебя во всей вселенной, — сказал тюремщик и закрыл дверь.
Вновь потянулись долгие дни одиночества.
Сначала он считал дни по расписанию завтраков, обедов и ужинов. Затем сбился и перестал заниматься этим бесполезным делом.
«Тебе идет любой наряд,
Ты каждый день бываешь разной.
„Счастливчик“, — люди говорят,
Но одиночество,
Но одиночество,
Но одиночество прекрасней», — снова вспоминал Артур слова любимого барда.
Да, посадить бы его сюда и посмотреть, что бы он запел.
Артур разделял мнение тюремщика. Действительно, какая разница. Можно подумать, булочники и шахтеры, шоферы и водолазы, чиновники и президенты носятся каждый день с единственной мыслью — как мы здесь оказались? Зачем мы здесь? Какова цель Создателя? Нет. Люди пекут хлеб, водят автобусы, добывают руду, правят народами и рожают детей. И лишь небольшая горстка пытается докопаться до сути. И это правильно.
«Я не из их числа, — подумал Артур. — Больше всего на свете я хотел бы вернуться домой, врубить телевизор и посмотреть спортивный канал английской Премьер-лиги!»
Его желание было столь велико, что он буквально увидел зеленое поле, маленькие, словно игрушечные, фигурки футболистов, круглый упругий мяч, пестрые флаги болельщиков, услышал непрерывный рев трибун, свисток судьи и… Четвертый гол Аршавина в сумасшедшем феерическом матче! Да! Да! Шава бежал, прижимая к губам указательный палец, словно не веря своему сумасшедшему счастью. Да! Да! Получите... Есс! Хек четыре. Артур не был болельшиком «Зенита», но «Арсенал» был его командой.
Когда Артур пришел в себя, он понял, что плачет. Слезы градом текли по лицу, он ощущал их соленый вкус на губах. Он ревел, не стесняясь, ревел от бессилия, и ему было так же отчаянно плохо, как несколько секунд назад — хорошо.
«Ну почему, почему, почему я торчу в этой дыре, в этом каменном склепе, — спрашивал он себя в сотый, тысячный раз. — Где-то шумит жизнь, бушуют яркие краски, веселятся красивые люди. Где-то чемпионы встают на пьедестал, взрывается овациями зал, завидев своих кумиров. Где-то ласковое голубое море, красивые девушки, белоснежные костюмы. Улыбки и смех. А я здесь и сейчас. Здесь и всегда. Неужели я больше никогда ничего этого не увижу? Всегда буду жить в этой черной пустоте? Ничего не меняется, день пролетает за днем. А может, уже пролетели годы? А может, уже вся жизнь прошла? В темноте. И я уже дряхлый старик? Сколько можно ждать? И чего, чего ждать?»
Артур подбежал к стене, где, словно в насмешку, светился призрачный лучик света, отчаянно прыгнул, зацепился за узкий подоконник, подтянулся и ударил что есть мочи кулаком в темноту, туда, где, по его представлению, должно было находиться окно.
— Ха-ха-ха! — раздался за спиной раскатистый гнусавый смех Карабаса. — Я же говорил, я был уверен… Ха-ха-ха! Это мой закон! Этот закон открыл я! — кричал тюремщик. — Человек всегда тянется к свету, летит на свет и гибнет, как мотылек, летящий в ночи на свечу. Обжигает крылья и сгорает в огне. Ха-ха, свет влечет всех, все хотят света.
Артур медленно сполз по стене и остался недвижимо лежать на свалявшейся, пахнущей пылью соломе...
…
Иногда он слышал, как в камеру заходит тюремщик, как приносят еду и воду. Но у него не было сил даже приподняться, да и желания не было. Сознание то возвращалось к нему, то гасло. То вдруг перед глазами всплывал огромный огненный шар, от которого капля за каплей отделялись огненные сгустки и падали на лицо и руки, на живот и ноги… Лишь черная стена перед глазами. А почему, собственно, черная? Когда тюремщик зажигал свечу, она была белой. А какая же она в действительности? Какого цвета стена на самом деле? Ведь если узнать, какого цвета стена на самом деле, можно узнать и каков этот мир на самом деле.
Он сел к столу. По рукам прошла судорога. Он почувствовал, что пальцы рук лежали на чем-то теплом и гладком.
Артур пошевелил пальцами. Какие-то шашечки… Или кнопочки… Он нажал на одну. Ничего. На другую — ничего. Но что-то до жути знакомое чувствовали его пальцы. Что-то очень знакомое. Сердце заколотилось… Неужели?.. Нет, он не может ошибаться.
Клава. Клавиатура!!! Левой рукой он нажал на знакомую кнопку. Вспыхнул синий ряд голубых огоньков. Зашумел вентилятор, знакомо хрюкнул винч и… вспыхнул экран монитора. Да. Это был ноутбук.
Сердце билось, словно он бежал стометровку на университетском стадионе. Появился значок операционной системы и рабочий стол. Его рабочий стол с фотографией Акфы. Это был его ноутбук. Подарок отца. Хороший, двухъядерный ноутбук с мощной мамой с полным фаршем. С терабайтом памяти.
В нижнем правом углу экрана приветливо мигали два экранчика. Вай фай! Он щелкнул мышкой, и сладкое чувство прокатилось по груди. Есть сеть!
Артур стремительно ввел адрес своей странички в сети. Пароль. Логин. Страница открылась. Вот он — Артур Венуа, его фотография, где он на вершине Монблана. В статусе — «вы на море, а я в Биаррице». Его последние французские альбомы на стене, поздравления с днюхой от Акфы. Акфа…Он посмотрел на иконку — Акфа… в онлайне!
Дыхание перехватило.
Послать сообщение?! Да!..
«Акфа, ты где? Где ты?»
Секунды превращались в вечность. Ответа не было.
«Акфа, дорогая, любимая Акфа…» — Артур бешено стучал по клавиатуре.
«Я... я очень… очень… я очень тебя люблю. Я… со мной… Я хочу…»
Слова путались. Артур не знал, как написать, как объяснить, что с ним произошло.
«Акфа, пойми…»
Артур чувствовал боль в подушечках пальцев, так яростно он бил по клавиатуре
Он закрыл глаза и начал стучать еще сильнее:
«Я попал в беду…»
Он остановился. Очнулся. Пальцы били по поверхности каменного стола. Монитор не светился. Монитора вообще не было.
«Бред. Я свихнулся. Полный бред. Это глюки...»
Он с трудом заставил пальцы расслабиться и положил ладони на стол. Никакого ноутбука не было. Что с ним?.. Он болен? Да он болен…
Артур вдруг отчетливо осознал пролетевшую в голове мысль, и сразу стало легче. Все встало на свои места. Он болен. Он болен. Он сошел с ума. И эта камера — палата сумасшедшего дома. Он сумасшедший. Ха-ха-ха! Артуру вдруг стало весело, он вспомнил пляшущую домоправительницу из Карлсона, которая прыгала по кухне и распевала «А я сошла с ума, а я сошла с ума».
Все ясно. У него было временное помутнение рассудка. Вот и ответ на все вопросы. Солнечный удар на пляже в Биаррице и… болезнь….А теперь он выздоровел. Он был болен. А сейчас выздоровел.
Он бросился к двери и стал что есть сил стучать по железу.
— Откройте, я все понял! Откройте, пожалуйста, позовите главного врача. Я все понял… Я выздоровел!
Никто не отзывался. Артур перевел дыхание.
А вообще это полное безобразие. В современной Франции держать больного человека в таких условиях. Без света. На соломе. Это какой-то нонсенс. Он же амундсенс.
— Откройте же наконец!
Артур забарабанил в дверь с удвоенной силой…
…
— Значит ты был болен, а теперь выздоровел? — спросил его Карабас.
— Да, именно так.
— Тогда скажи мне, мой дорогой юноша, где ты находишься?
— Наверное, в больнице.
Тюремщик ухмыльнулся.
— А больница где находится?
— В Биаррице.
— Хорошо. А Биарриц где находится?
— Как где? Во Франции.
— Очень хорошо. Молодец. Похоже, ты и вправду выздоровел. Ну, а Франция где находится, голубчик?
— В Европе, — осмелев, отвечал Артур.
— Правильно. А Европа?
— На планете Земля.
— Умничка. А Земля? Где находится Земля?
— Во вселенной.
— А откуда взялась вселенная.
Артур утомленно улыбнулся:
— Произошел большой взрыв.
— Ага. А что взорвалось?
— Ничего.
— А где взорвалось?
Артур начал злиться.
— Нигде!
— А что было до взрыва?
— Ничего не было
— Ничего? Ничего не было, и в этом ничего что-то ничевонное взорвалось и куда-то разлетелось, а потом это ничего летело-летело и упало на невесть откуда взявшуюся землю. Упало и … и как-то начало думать. Думало, думало и додумалось. Построило Францию, замок Иф и камеру, в которой ты находишься? Полный бред. И ты уверяешь, что здоров? Лечиться надо юноша. — И тюремщик с грохотом закрыл дверь.
— А что я такого сказал? — возмутился Артур. — Я же сказал правду.
Однако уверенности в его голосе не было.
— Вот когда ответишь, что было до того, когда ничего не было, тогда и выпущу, — услышал Артур голос из-за двери.
*http://www.dolina-oss.ru/forum/ (Что было до того, когда ничего не было?)
Мучительные дни ожиданий перемен постепенно сменились прочностью безвременья. Артур словно застрял между временем и пространством. Ничего не менялось в этом каменном мире, ничего не происходило. Даже его хронометр, его календарь — завтраки, обеды и ужины слились в единый, монотонный процесс. Артур дано уже перестал считать дни. В этом не было никакого смысла. Он прочно застрял в рутине бытия, определяемого только понятиями «здесь» и «сейчас». Прошлое исчезало, а будущее не наступало. «И так будет вечно, — думал Артур. — Вечно». Он то впадал в полное забытье, в дрему, то вдруг силой фантазии уносился в далекие миры, придумывая несуществующих друзей и разговаривая с ними. Только Акфа отчего-то престала появляться в его снах-галлюцинациях. Никогда больше не возникало ощущения такой связи с ней, которую он пережил в песках каирского программиста.
Однажды, еще не до конца проснувшись, Артур не сразу сообразил, где находится. Полная темнота скрывала каменные стены его камеры. Ему вдруг показалось, что он в своей московской комнате лежит на мягкой кровати и слышит, как отец на кухне готовит завтрак. Он услышал музыку из знакомой утренней телевизионной программы и даже собрался встать и пойти в ванну. И только колючая солома тюремного матраса вернула его к действительности. Действительность — какое мерзкое слово. Артур нащупал каменный пол, провел рукой по стене. Действительность — кому она нужна? Эти серые будни. Эти ничем не примечательные дни. Бессмысленность существования и пустые иллюзии будущих событий. Он повернулся к стене и снова впал в забытье.
Теперь, просыпаясь, он не спешил вставать. Вставать, собственно, было незачем. Каждый раз он ловил момент полупробуждения и уже сознательно представлял себя в своей московской квартире. «Вот сейчас я встану и включу свет. Подойду к шкафу…» И Артур детально вспоминал свой шкаф: дверцы, зеркало, ручку. Он мысленно открывал его, видел там свою одежду. Потом садился за свой стол, открывал ноутбук, представлял серебристую клавиатуру, полустертые буквы, бумажные наклейки на тех клавишах, где буквы стерлись совсем… Он включал ноутбук…
ПРОДОЛЖНИЕ :ТЕЛ. 89218947936 (1374)
(798)
(1355)
«Национальная энциклопедия личностей», М., 2007; СПб, 2007, 2009, 2£/2,,,
(942)
(1069)
